Лучшие сыны человечества верили в космическую солидарность людей. То есть: если один человек чего-то достиг, то и всё человечество достигло этого вместе с ним. Учёные разных континентов переписывались, торопясь поделиться находками. Стоило в одном месте появиться телеграфу – и вскоре телеграфы застучали повсюду – в Африке, в Австралийской пустыне, на крайнем Севере.

Придумали в Париже кинотеатр – и вскоре кинотеатры открылись по всему миру. Изобрёл Чумаков в Москве вакцину от полиомиелита – и вскоре она поступила японским детишкам[1]. И так – с любой новинкой прогресса: буквально через несколько лет она уже появлялась в самом отдалённом захолустье.

Правило было таким: то, что изобретает один человек – постепенно становится доступно всему человечеству.

Это принцип не только гуманности. Это принцип цивилизации: знания умножаются делением, сила знания связана с их количеством. Носителей знания должно быть много, как можно больше, потому что в одной голове стремительно нарастающее количество знаний человечества не уместишь…

Именно поэтому отсталые страны ещё в пору моего беззаботного школьного детства (80-е годы ХХ века) политкорректно называли «развивающимися». Мол, они сегодня не ахти, но они перенимают знания и опыт лидеров, и завтра они будут, как мы…

После краха СССР и связанного с этим слома главного вектора общечеловеческой цивилизации – понятие «развивающиеся страны» тихо выветрилось. Ему на смену пришло понятие «конченная страна» (англ. Failed state), и список «конченных стран» постоянно растёт.

Понятие «Failed state» было впервые использовано в начале 1990-х годов (как вы понимаете, раньше так откровенничать было нельзя) американскими исследователями Джеральдом Хельманом и Стивеном Раттнером.

Сама по себе смена философии «развивающегося мира» на «конченную периферию» означала решительный разрыв Американской Империи с общечеловеческой цивилизацией. Решено перейти от развития человечества к его само-пожиранию «с хвоста»…

Развивать отсталых и не нужно, и невозможно – сказали нам. Экология планеты не выдержит, если каждый китаец или индус будут иметь уровень потребления бельгийца или норвежца. Элементарно ресурсов не хватит.

И тихо, без лишнего шума – человечество поделили (естественно, не спрашивая его согласия) – на живых и мёртвых. Мёртвые ещё не знают, что они мёртвые, но до них постепенно «доведут «– гласит концепция «золотого миллиарда», в наши дни сжимающаяся до нескольких «золотых миллионов»[2].

***

В этом новом мире – всё, что придумывается для облегчения и улучшения человеческой жизни – уже не для всех, даже в теории.

Хуже того: улучшение жизни в одних местах теперь не самодостаточно – оно неразрывно и напрямую связано с ухудшением жизни в других.

Если интенсивное развитие означает углубление переработки имеющихся ресурсов, то экстенсивное – простое механическое вовлечение новых ресурсов.

Понятно, что развиваться экстенсивно и проще, и дешевле, чем интенсивно «вгрызаться в гранит». Грабёж всегда давал прибыль выше честного труда. Ничего тут не изменилось и в наше время…

***

Что с нами случилось в 1991 году?

Нас пригласили на банкет людоедов, причем в роли пищи, а не гостей.

В этой людоедской глобальной экономике – чем хуже дела у нас, тем выше уровень жизни у них, и наоборот[3].

Разница между долларами и покупаемой за доллары нефтью в том, что доллары можно допечатать, а нефть – нет. Речь идёт об абсолютно неэквивалентном обмене: ВСЁ на НИЧТО!

Почему же мы стали пищей для экономических каннибалов?

Потому что мы наивно рассчитывали, что они будут с нами своим уровнем жизни делится, как мы с Афганистаном или Кубой (См. логику «развивающей страны» и «модели догоняющего развития»).
А они – ИМЕННО для поддержания этого высокого уровня жизни принялись нас расчленять и свежевать (См. логику «золотого миллиарда и «конченных стран»)

Мы хотели сесть за их стол, но в итоге сели на их вилку!

Одновременно там, на вилке, осознав, откуда за их столом такое мясное изобилие: в духе незабвенного французского ужастика «Деликатесы»…

***

Конечно, трезветь насчёт экономики сейчас уже поздновато для нас. Но лучше поздно, чем никогда. Верю, что процесс ещё обратим, хотя с каждым днём всё больше угроза его необратимости…

Хотите жить? Примите хлёсткую, как пощёчина, азбучную истину: человек рождается голым и без ничего. А жить так он не может.

Родиться может, а выжить – не получается.

До Гагарина в Космос никто не выходил, значит: всё, что получает человек – он получает из Земли: всё, чем он живёт и выживает, находится на какой-либо территории.

Теперь следующий шаг к пониманию: а что, человек один на свете, голый, без ничего, и жаждущий обрести материальные блага Земли? Нет, как вы понимаете. Куда бы человек не протянул свои ручонки – всюду он встречает Хозяина, пришедшего прежде и «застолбившего» участок…

И что делает человек? Он сперва отбирает ресурсы в свою пользу, а потом их отстаивает в борьбе.

Оторвать человека от территории его кормления – всё равно, что пополам его разорвать: смерть в обоих случаях! Поэтому самим фактом своей жизни, тем, что он не труп – человек доказывает, что имеет некий участок ресурсного обеспечения на планете Земля.

Живой человек, в экономическом смысле, это «не две руки-две ноги, голова два уха».

Человек – это ресурсный участок.

То есть просто со знаком равенства: огород = человек, нет огорода, нет и человека… Ну а чем ему жить – лапу, как медведю сосать? Так ведь и медведь лапы не сосёт, это всё охотничьи сказки…

***

С развитием технологий и товарообмена, с расширением разделения труда, производственной кооперации – происходит ПУЛЬВЕРИЗАЦИЯ личного ресурсного участка человека. Этот процесс распыляет, разбрызгивает наш огород-кормилец порой по всей поверхности Земного Шара.

Отсюда возникает иллюзия, что личный ресурсный участок, столь грубо и зримо очерченный оградой в страшную эпоху «огораживаний» — как бы исчез, растворился. Но это иллюзия, и очень опасная иллюзия!

Да, ваши, читатель, угодья раскиданы крошечными пятачками на огромном пространстве, вперемешку с чужими участками, но они не перестали быть.

Огурцы для вас растят на земле, и помидоры для вас растят тоже на земле, то есть лично ради вас загружают плодородие пространства, который можно было бы пустить и на другие цели.

***

Возьмём такую простенькую и понятную модель.

У человека есть парник, где растут огурцы. Значит, человек может сам для себя непосредственно вырастить огурцы. Но, допустим, он уехал в город, и не хочет заниматься огородничеством. Он сдал парник в аренду. Арендатор шлёт ему деньги. На эти деньги человек покупает в городе огурцы…
Те ли это огурцы, что выросли в парнике собственника? С точки зрения ботаники, вовсе не обязательно. Это могут быть какие угодно огурцы, хоть из Китая. Но с точки зрения экономической – купленные огурцы – именно те самые огурцы, которые выросли в парнике.
За что арендатор платит деньги? За возможность выращивать огурцы. Если бы такой возможности не было – то и аренды бы не было. Арендатор посчитал для себя, что ему выгодно обменять зреющие в вашем парнике огурцы на некую сумму денег. Это значит, что деньги переходят в огурцы, а огурцы обратно в деньги. Кто имеет огурцы, тот имеет деньги, а кто имеет деньги – тот имеет огурцы!

Получается, что деньги – это плоды земные (и подземные). Вы же умный человек, мой читатель, понимаете что вместо огурцов можно подставить нефть и газ, медь и никель, пшеницу и говядину, и вообще что угодно.

***

Таким образом, деньги – это трубка вашего (и моего) аппарата жизнеобеспечения, которой мы соединены с нашим ресурсным участком. Отключите аппарат жизнеобеспечения – и человек умрёт…

А почему же деньги – не труд? Вы сами ответите на этот вопрос: какой труд имеет с вас арендатор парника в нашем примере? Вы же в город уехали… Все 100% труда выпадают на долю арендатора. Зачем же он тогда вам платит?

Затем, что ему не хватает собственной территории. А у вас она есть. Вместе с ней – безо всякого труда и даже его тени – образуются деньги, на которые вы покупаете огурцы в овощном магазине, брезгуя самостоятельно их выращивать…

Труд не производит денег. Если вы пойдёте на пустырь и будете копать там огромную яму – труда будет много, но его вам никто не оплатит. Точно так же, как и толчею воды в ступе, попытки разогнать облака с колокольни и т.п.

***

В людоедской экономике количество ресурсов, собранных в руках одного владельца, стремится к бесконечности, и, соответственно, количество владельцев – стремится к нолю.

Главная цель этой экономики — вывести за скобки жизни «лишних» людей и «лишние» народы.

Богатые всё богаче – но их всё меньше.

Политика модернизации отсталых – сменилась на прямо противоположную поддержку их архаизации. Им попросту помогают (и довольно эффективно) гробить себя.

«Вбомбить Вьетнам в каменный век» в 60-х годах ХХ века США пытались собственными руками. Но потом поняли, что легче это делать руками туземцев. Украину они в каменный век уже не «вбамбливают», а ведут под руку.

Каковы реальные ценности объективной реальности?

Конечно же, меньше всего ценности в деньгах. Они вообще условные значки! Какая в них может быть ценность?

Несколько больше ценности в промтоварах и ширпотребе. Это всё-таки реальные блага – телефоны, пылесосы, автомобили, холодильники и т.п. Они не так условны, как деньги.

Но не будем переоценивать ценность промтоваров. Она весьма условна и относительна. Себестоимость продукта из мелкой серии – порой в разы выше, чем себестоимость продукта крупносерийного производства. Грубо говоря, запустишь штамповальный станок – и он тебе наштампует, сколько нужно. Не устраивает скорость – найди технологические решения её увеличить… Не хватает дневной смены – вводи ночную…

Теоретически можно нашлёпать любое количество промтоваров и ширпотреба – тут для современной техники границ нет, была бы оплата. Закажите современному концерну в 3, 5, 10 раз больше продукции – там только обрадуются, и найдут способы выполнить заказ.

Так что же есть в мире по настоящему ценного? Если деньги и даже промтовары можно нашлёпать в любом количестве, то нельзя нашлёпать на станке природные ресурсы. Сколько их было в палеолите – столько же их и сегодня, и даже меньше…

И возникает вопрос: если бы наши «элиты» были бы нормальными людьми, а не дегенеративными криминальными психопатами – ЧТО должно цениться дороже и выше всего?

Естественно, не денежная макулатура – будь то доллары, евро или рубли. И, как мы понимаем, не промтовары, не ширпотреб – умеючи, легко организовать их производство где угодно и когда угодно.

Больше всего должно ценится природное сырьё, которое в людоедской экономики глобализма ценится, как раз таки, меньше всего!

Промтовары ценятся выше сырья, хотя это нелепость и маразм, восполнимое нельзя равнять с невосполнимым.

А американская макулатура поставлена вообще превыше всего, казнит и милует, распоряжается и распределяет, направляет, куда ей вздумается, и потоки сырья, и потоки промтоваров…

Нет ничего нового под Луной: некогда рабовладелец распоряжался ВСЕМ выращенным рабами зерном (как и самими рабами) – при этом лично не вырастив ни одного колоса.

Будучи паразитом процесса – он одновременно выступал источником жизни и смерти. Пока рабам это не надоело, и они не «сократили» рабовладельца над собой…

[1] Чумаков, Михаил Петрович – открыл вакцину против полиомиелита. Вакцина, производимая в институте Чумакова, экспортировалась в более чем 60 стран мира, и помогла ликвидировать большие вспышки полиомиелита в Восточной Европе и Японии. В Японии, где эпидемия была сильной, матери устраивали демонстрации, чтобы правительство закупило вакцину в СССР.

[2] «Пусть земное население никогда не превышает 500 млн. чел» — гласит первая строка американских скрижалей – огромного гранитного монумента в округе Элберт в штате Джорджия, США. То есть уже не «Золотой миллиард», а в самом лучшем случае только его половина…

[3] Если, например, человек доведён до такой нищеты, что готов шить кроссовки за миску картофельных очистков – то это будут самые дешёвые кроссовки в мире. Для кого? Ну, понятно, не для того, кто их шьёт, он получает только картофельные очистки. А для того, кто покупает, для той страны, в которую кроссовки импортируются…

А в первую очередь – для той страны, которая бесконтрольно печатает мировые деньги – то есть бесконтрольно распоряжается природными ресурсами планеты.

Александр Леонидов; 11 января 2017

http://economicsandwe.com/BFC4BE0F56B8DB6E/

Воры в законе — это специфическое для СССР (в дальнейшем для России и стран СНГ) преступное объединение, не имеющее аналогов в мировой криминальной практике, образовавшееся в 30-х годах XX века и характеризующееся наличием жёсткого кодекса криминальных традиций, а также исключительным уровнем закрытости и конспиративности.  На уголовном жаргоне словом вор без уточнений обычно называется только вор в законе, а не любой совершивший кражу, как в литературном языке. Вор в законе трактуется как «представитель элиты преступного мира, хранитель преступных традиций».

В 1960-х власть взялась за жестокую ломку арестантского и воровского мира. В начале 1970-х воры провели глубокую реформу своей системы, результатом которой стало появление «общака» и рэкета цеховиков с установленной «десятиной». Деньги воровского мира пошли на поддержание зон, что привлекало в него «мужиков».

Воры становились 4-й властью в СССР.

Появление воров в законе относится к началу 1930-х годов, когда жёсткими репрессивными мерами была подавлена активность политической оппозиции и была усилена борьба с общеуголовной преступностью, которая возросла в связи с коллективизацией и последовавшим за ней голодом. Основной сплачивающей силой преступного мира стала тенденция неполитического противодействия и неподчинения власти, а его элитой стали «воры в законе», которые называли себя хранителями криминальных традиций дореволюционной России.

Воров в законе связывал особый кодекс поведения, обычаи и традиции, в число которых вошли полное неприятие общественных норм и правил, в том числе связанных с семьёй (вор в законе ни в коем случае не должен был иметь постоянных связей с женщинами) и не менее полный запрет на какое бы то ни было сотрудничество с государственными органами: как в форме участия в проводимых ими общественных мероприятиях, так и содействия судебно-следственным органам в расследовании преступлений.

В 1940-х годах эти традиции в конце концов привели к почти полному уничтожению этого преступного сообщества в исторической форме: во время Великой Отечественной войны многие из «воров в законе» ответили согласием на предложение властей вступить в ряды Красной Армии, чтобы защитить свою Родину от врага (так называемые «суки»). После победы над Германией они вернулись в лагеря, где между ними и «законниками», не отступившими от традиций преступной среды началась так называемая «сучья война», в результате которой обе стороны понесли крайне значительные потери.

К середине 1950-х после продолжительных «ссучьих войн» и восстаний в лагерях на зонах СССР установился относительно мирный и либеральный режим. Однако это время продлилось недолго, и уже в начале 1960-х власть снова взялась за ужесточение режима в тюрьмах. Началом ломки послужило Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах союзных республик от 3 апреля 1961 года. Цель перед «тюремщиками» была поставлена достаточно ясная. Прежде всего – по возможности дифференцировать осуждённых, развести их по разным режимам в зависимости от тяжести преступления и профессионального уголовного стажа. Таким образом власть пыталась свести на нет влияние «воров» и их «идей» на основной контингент арестантов, искоренить арестантские «законы», «правила» и «понятия». «Законченные» «урки» должны сидеть в «своих» колониях и лагерях, «первоходы» – в своих. При этом и для впервые осужденных вводились режимы разной строгости – в зависимости от тяжести преступления: для «тяжеловесов» создавались отдельные колонии усиленного режима.

Было решено, что пора кончать с неоправданным «либерализмом» в отношении лиц, отбывающих наказание «за колючкой». В тюрьме должно быть тяжело и страшно! Пусть тот, кто её прошёл, будет вспоминать о ней с ужасом и другим закажет туда попадать. В результате осуждённые лишились многих льгот, завоёванных ими в буквальном смысле кровью в 1950-х. Вместо этого были введены драконовские ограничения – в том числе на переписку с родными, на получение посылок и передач, на приобретение в магазинах колоний продуктов питания и предметов первой необходимости, запрещалось ношение «вольной» одежды и т.д.

Малолетним преступникам, например, разрешалось не более 6-ти посылок-передач в год, а взрослым, в зависимости от режима, от 1-й до 3-х передач. При этом вес посылки или передачи не должен был превышать 3-х килограммов. Мясо, мясные изделия, шоколад, цитрусовые и пр. были категорически запрещены к передаче арестантам. Да к тому же право даже на такую жалкую передачу осуждённый получал не ранее чем после отбытия половины срока. В тюрьмах передачи и вовсе были запрещены.

То же самое и со свиданиями. Взрослым арестантам, в зависимости от вида режима, предоставлялось от 2-х до 5-ти свиданий (длительных и краткосрочных) в год. В тюрьмах «сидельцы» были лишены и этого. При этом администрация имела право за «нарушения режима» вовсе лишать зэка передач и свиданий…

Но не это главное. «Мужик» «пахал» и при новом режиме. Однако теперь он должен был изыскивать возможности «вертеться», добывать своим трудом пропитание в обход официальных правил (лагерный «ларёк» позволялся раз в месяц, в нём можно было «отовариться» на 5-7 рублей)

Тут-то и протягивали руку помощи «чёрные», лагерная «братва». Стали расцветать нелегальные арестантские кассы взаимопомощи под контролем «воров» – так называемые «общаки». Налаживались через подкупленных работников колоний нелегальные «дороги» на волю, по которым потекло в «зоны» всё то, что строжайше было запрещено: колбаса, шоколад, чай, деньги, водка, наркотики. Конечно, за баснословные цены – но «за колючкой» было всё. И только благодаря «воровскому братству». «Мужик» резко колыхнулся в сторону «законников». Тем более что теперь «честные воры» и их подручные на первое место стали выдвигать идеи «защиты справедливости», «братства честных арестантов», во главе которого стоят «честные воры».

Несмотря на всю стойкость и волевые качества лидеров «воровского ордена», «законники» вынуждены были считаться с невесёлыми реалиями, сложившимися в местах лишения свободы. «Ментовскому беспределу» и невиданному «прессу» необходимо было что-то противопоставить, чтобы «братство» «воров в законе» не только удержало, но и укрепило власть и в «зонах», и на воле.

Идеологом таких перемен стал «вор в законе» Черкас, в миру Анатолий Павлович Черкасов. Черкас принадлежал к новому поколению «законных воров», многие из которых прошли обряд «крещения» в начале 60-х во Владимирской тюрьме строгого режима. «Вором» Черкас стал в зрелом возрасте. И уже при «коронации» заведомо нарушил «кодекс чести» «законника». Он скрыл, что во время Великой Отечественной был награждён за храбрость и мужество двумя орденами Славы.

Анатолий Черкасов предложил внести несколько серьёзных изменений в «воровские законы». Прежде всего, отменить обязательное правило, согласно которому «честный вор» обязан был долго не задерживаться на свободе и раз в несколько лет «чалиться» «за колючкой» (настоящий «законник» также и умереть должен был не где-нибудь, а на тюремных нарах). Наоборот, заявлял Черкас, необходимо сохранить «цвет» «воровского братства», чтобы укреплять влияние «законников» в уголовном сообществе. И, конечно, в местах лишения свободы. Но в «зонах» разумнее проводить свою политику преимущественно через «положенцев» и «смотрящих» – доверенных лиц «воровского мира» из числа особо авторитетных «жуликов» (самая высокая «масть» в преступном мире, следующая сразу за «вором»; к середине 70-х их стали называть также «козырными фраерами»).

Отсюда вытекало следующее предложение Черкаса. Поскольку власти ужесточили карательную политику в отношении уголовников, он предложил в основном «бомбить» тех «клиентов», которые не станут обращаться за помощью в правоохранительные органы – прежде всего подпольных предпринимателей-«цеховиков», наркодельцов и даже сутенёров. При этом соблюдая «справедливость», то есть не доводя людей до отчаяния, когда они могут кинуться искать защиты у милиции, несмотря на угрозу собственной свободе. Другими словами, «идеолог» предлагал заниматься обыкновенным рэкетом, заставляя подпольных предпринимателей делиться «по-честному» неправедно нажитым добром.

Наконец, особую значимость в новых условиях приобретало третье предложение Черкаса. Раз «менты» пытаются сломить «воров» при помощи подписок, требуя письменного отказа от преступной деятельности, применяя для этого физическое воздействие и стремясь раздавить непокорных, то разумнее всего идти им навстречу и давать такие подписки! Ведь ещё в старом «законе» существовала норма о том, что слово, данное «фраеру» или «менту», ничего не стоит! «Законник» даже освобождался от чувства благодарности к какому-нибудь «штемпу», пусть тот и оказал ему важную услугу (вплоть до спасения жизни).

В завершение Черкас предложил использовать в своих целях высокопоставленных чиновников и даже работников правоохранительных органов, покупая их услуги и обеспечивая этим себе надёжное прикрытие – «крышу».

В начале 70-х годов в Киеве на многочисленной «сходке» «воров в законе» все эти изменения были возведены в норму «закона». Этот «представительный форум» открывал очередную главу в развитии «воровского движения» – рождение «новых воров», с новыми принципами, методами руководства, приёмами борьбы против недругов, жизненным укладом и «моралью».

Весь период 70-х годов в уголовном мире проходит под знаком уверенного возрождения и укрепления власти и идеологии «воров в законе». Новая тактика приносит свои результаты. Благодаря «обжималовке» подпольных бизнесменов и им подобных преступников наполняются «общаки». «Законники» благополучно гуляют на свободе и осуществляют «идейное» руководство криминальным и арестантским сообществом, при этом не подвергая себя риску ни в малейшей степени.

Правда, поначалу уголовное «братство», следуя рекомендациям Черкаса, с такой неукротимой энергией бросилось «обжимать деловых», грабить «подпольных миллионеров», что последние были вынуждены вырабатывать адекватные меры. «Цеховики» стали обрастать телохранителями и собственными группами «боевиков» для защиты своей безопасности и безопасности своего бизнеса. Запахло большой кровью.

И тут «воры» в очередной раз оказались на высоте. Они собрали в 1979 году в Кисловодске представительную «сходку», на которую впервые в истории «воровского движения» были приглашены представители противоположной стороны – «цеховики». После долгих и продолжительных обсуждений непростого вопроса о мире и взаимопонимании стороны в конце концов постановили: теневые предприниматели обязаны выплачивать представителям «цивилизованного рэкета» «десятину» — 10% своих «левых» доходов. Уголовная «крыша», со своей стороны, обеспечивала им защиту от «залётных» бандитов и мелких хулиганов.

«За колючкой» дела тоже относительно нормализовались. Оказываясь в местах лишения свободы и попадая под «ментовскую ломку», «воры» в критических ситуациях давали подписки, уверяя лагерное начальство, что с преступным прошлым будет навсегда покончено.

К этому времени в местах лишения свободы уже неплохо отлажена теневая система лагерной жизни. Основу составляет мощная производственная база колоний и лагерей. «Мужик», работавший на производстве колонии, мог заработать неплохие деньги – даже с учётом явно заниженных расценок, официально отбираемой «хозяйской половины» (половина заработка просто вычиталась в бюджет) и всех остальных вычетов (за содержание в колонии, погашение иска, алименты и пр.). Но использовать эти деньги он не мог: они просто накапливались на его лицевом счёте, откуда арестант имел право потратить в месяц мизерную сумму на приобретение товаров в «ларьке» (до пяти рублей в месяц) или переслать эти деньги своей семье.

Фактически такая помощь была легальным способом обналичивания заработанных денег. Этим пользовались «чёрные». Они помогали арестантам, переславшим суммы на волю, «перегнать» необходимую часть этих денег обратно в «зону». Разумеется, не безвозмездно. Проценты от таких операций шли «на общак», который, в свою очередь, делился на «зоновский» (для нужд арестантов и, в первую очередь, поддержки «братвы» в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа) и «воровской» (для поддержки лидеров уголовного мира на свободе).

Привлечению «мужиков» в свои ряды, а также привлекательности новой воровской системы способствовало ещё одно из нововведений «реформы Черкаса» – это почти полная отмена «прописки» в камерах и на зоне, а также системы «опущенных».

Так, в середине 70-х была запрещена процедура так называемых камерных «прописок», когда новички подвергались издевательствам, всевозможным «проверкам на вшивость» при помощи «игр» и «загадок». Тот, кто не проходил «подписку», мог перейти в разряд изгоев или просто получал свои порции побоев (затрещины, удары тяжёлыми арестантскими ботинками, мокрым полотенцем и т.д.). К концу 70-х «прописка» существовала только в основном среди «малолеток». Но и здесь «крёстные отцы» преступного мира решительным образом её искореняли. Ведь раскол в арестантском сообществе, увеличение числа униженных, озлобленных зэков было на руку «ментам», которые потом использовали эту недовольную массу против «отрицалов».

(Кстати, это видно и на более позднем (в 1980-е) примере самой жестокой тюрьмы СССР – «Белого лебедя», где в хозяйственной обслуге и активе состояли именно «обиженные»).

В начале 80-х годов «на продоле» (в межкамерном коридоре) ростовского следственного изолятора №1 было выжжено на стене следующее: «Пацаны! Решением воровской сходки (указывалось место и время сходки) прописки в камерах запрещены. Каждая «хата» отвечает за кровь». (Сами сотрудники СИЗО не стирали эту надпись, поскольку она служила стабилизации обстановки в камерах, снижению количества конфликтных ситуаций).

То же самое и в отношении «обиженных». Сам «воровской мир» теперь был настроен резко отрицательно к процедуре так называемого «опетушения» — то есть изнасилования осуждённых за какие-то провинности. В «правильных хатах» (камерах под контролем «братвы», воровских «смотрящих») за подобную попытку можно было серьёзно ответить. Во многих воровских «прогонах» тех лет читаем: «Мужики! Прекратите плодить «обиженных»! «Менты» после используют их против вас».

В «зонах» «воровской мир» тоже всячески пытался пресечь беспредел и «обжималовку», наказывать за лагерные грабежи. «Элита» стремилась сделать так, чтобы «мужик» сам нёс ей необходимое и был её союзником (к примеру, в лагерных восстаниях, которые начали возникать в 1970-е).

Советский режим не мог не отреагировать на усиление «воровской системы», превращения её в параллельную ветвь власти. В начале 1980-х, с появлением тюрьмы «Белый лебедь», начинается новая «ломка» «воров». Об этой странице воровского мира Блог Толкователя расскажет позже.

Вот тут как утверждается полный список воров в законе — http://www.primecrime.ru/characters/. А вот еще такая любопытная табличка:

[источники]

http://masterok.livejournal.com/2484326.html

Известный музыкальный продюсер Юрий Айзеншпис в советское время два раза был осуждён за валютные операции. В общей сложности он отсидел 17 лет. Но талант управленца Айзеншпис реализовал и на зоне. В первую ходку он налаживал производство на строительстве КрАЗа, во вторую — руководил лесопилкой. Айзеншпис вспоминал, что умному человеку хорошо жилось даже на зоне, его доход измерялся тысячами рублей.

Вот подробности …

Юрий Айзеншпис стал музыкальным продюсером уже в 19 лет. Затем выучился на экономиста, работал в ЦСУ. Музыку и службу он совмещал с валютными операциями. В 1970 году в возрасте 25 лет за спекуляцию валютой сел первый раз на 10 лет. Но вышел по УДО за примерный труд в 1977-м. Спустя год снова был осуждён по той же статье, вышел в 1988 году. В книге «От фарцовщика до продюсера. Деловые люди в СССР» он рассказывает, как талант помог ему стать менеджером в колониях.

+++

За пять месяцев на Красноярской зоне я ни разу не дотронулся до лопаты или кирки. Не работать на стройке могли либо «за авторитет», либо за деньги. Я больше брал вторым. Стартовую авансовую сумму родители оперативно переслали, а дальше услуги бригадира оплачивались из «заработанных». Например, при выполнении нормы плана бригадир тебе закрывает нарядов на 160 рублей. Если же ты условно «вкалываешь с перевыполнением», например на 200 рублей, то 80 идет зоне за «постой», а 120 на на лицевой счет. После налогов остается 100. Из них 50 — тебе, а 50 — бригадиру. В подобном сговоре участвовало не более 10% всех заключённых, ведь и строить объект тоже требовалось. Далеко не все умели найти «пути» к бугру, ещё меньше могли грамотно реализовать схему перегона денег домой и обратно. Ну а некоторые работоманы просто вкалывали как слоны и домой уезжали богатыми людьми. Как раз перед моим приходом в зону оттуда освободился один такой работяга, за два года напахавший на 5000 рублей!

+++

Это оказалось неожиданным открытием: подневольным трудом можно заработать неплохие деньги. Не такие значительные, как на валютных операциях, но больше, чем в НИИ. При этом лишь максимум 15 рублей ежемесячно позволялось потратить в магазинчике-ларьке: базовая сумма в 9 рублей + 4 рубля производственных (если норму выработки выполняешь) + 2 поощрительных, если хорошо работал, не нарушал порядок. В общем, негусто, да и позволялось всего две продуктовых передачки по 5 кг в год. Однако условия и возможности для качественного питания здесь оказались гораздо лучше. Стоило лишь приложить немного ума и фантазии, правильно учитывать местную специфику.

А специфика состояла в том, что, когда оцепление снимали, на территорию строящегося объекта мог зайти любой. И спрятать в одном из многочисленных укромных мест водку, деньги, еду — да что угодно! Требовалось иметь лишь деньги, причем не на карточке, а живые. Отработанная финансовая схема была такова: с карточки деньги переводились в Москву родителям, затем шли обратным телеграфным переводом вольному жителю Красноярска, а потом уже переправлялись мне. Как правило, вольнонаемными, которые трудились рядом с нами. И хотя по всей стройке шныряло человек 50 надзорсостава, хотя вольным строго-настрого запрещался контакт с заключенными, засечь многочисленные нарушения не представлялось возможным. Да и зачем, если это всем выгодно?

+++

Зона строила крупный объект комсомольской ударной стройки — КрАЗ, Красноярский алюминиевый завод. Тем временем пошла вверх и моя карьера: из работника цеха я поднялся до нарядчика в заводоуправлении. Инженерная должность, основные функции которой — учёт и организация труда. Ежедневно я следил за списочным составом, точно знал, кто находится в каком отряде и в какой бригаде, какой срок и за что получил. По запросу начальников я мгновенно выдавал информацию, где сейчас находится тот или иной заключенный — в изоляторе, больничке или на работе. Если на работе, то где именно, что делает, каковы его трудовые показатели. Славно пригодилось мне статистическое образование!

Мне выделили отдельный кабинет, который я вскоре увешал графиками оперативных сводок, цифрами вывода на работу, производительности труда и прочими численными характеристиками. И эта работа у меня получалась лучше, чем у многих опытных хозяйственников, которых в зоне тоже хватало: и по шумному делу магазина «Океан», и по незаконному вывозу алмазов в Израиль. Хотя зарплата была как у рядового советского инженера — 120 руб.

+++

Высокая должность повлекла за собой и определённые жизненные льготы, которые в любой зоне имеют лишь несколько наиболее весомых в структуре заключённых. Я обедал отдельно, значительно вкуснее и питательнее остальных, иногда самостоятельно готовил в кабинете на маленькой электрической плитке. Даже пиры устраивал! В моем меню всегда присутствовали дефицитные продукты. Через вольнонаёмный состав я активно контактировал с волей, а водки и колбасы иногда просил принести даже старшего надзирателя. Нарядчики, которые находились в моём подчинении, могли провести человека из одной части зоны в другую, из жилой в производственную. И не одного, а с грузом. Понимаете, какую из этого можно извлекать выгоду?

+++

Руководство зоны не обращало внимания на мелкие злоупотребления нарядчиков, и их привилегированное положение легко объяснялось. Это и строительство, и ремонт, это и поделки — тюремные промыслы. Шашки и шахматы, ручки, ножи, зажигалки — голь на выдумки хитра. И себе в дом, и большому человеку подарить, может, и на рынке продать. Ширпотреб — совершенно отдельная тема в жизни зоны, один из источников денег и поблажек, и если ты рукаст, то не пропадешь. Конечно, в привилегированном положении находится человек 15–20, не более. Им закрывают наряды за счёт основного производства, и они живут как в шоколаде — ни проверок, ни режима.

+++

Когда я сел во второй раз, слово «колония» уже стало жаргонным, правильно это заведение следовало называть «ИТУ». Во главе ИТУ стояли начальник и ряд его замов: по оперативно-режимной работе, политико-воспитательной, по производству и по общим вопросам. У каждого зама существовали отделы, а зам по производству одновременно являлся директором завода, на котором зэки и работали. Завод выпускал и мебель, и садовые домики, но основным в ассортименте являлись корпуса для советских телевизоров.

В большом кабинете начальника ИТУ набилось свыше 30 человек — начальники всех отрядов, руководители разных служб. Там происходило распределение по отрядам и по цехам. На ковёр вызвали меня. Я рассказал, что по образованию инженер-экономист, имею серьёзный опыт работы. Не скрывал своих амбиций и готовности к самым ответственным должностям. В общем, вызвал такое доверие, что меня сразу же назначили начальником сборочного цеха.

Так я, простой советский заключенный, оказался на руководящей должности. В мои обязанности прежде всего входило выполнение плана, посещение оперативок, плотная работа с администрацией и с осужденными. Приходилось давить на бугров, которые, по местным меркам, очень серьезные товарищи. Приходилось спорить с администрацией, доказывая свою правоту. Приходилось много работать.

+++

Качество руководства определяется не столько знанием и образованием, а опытом и особым складом ума и характера. Я же не только имел понятие о статистике, бухучете, об экономической оценке ситуации, но и обладал качествами лидера, завидной энергией и активностью. Я увлекался психологией и философией и успешно применял познания на практике. Бродяга ли, уголовник, авторитет или работяга — я с каждым находил общий язык и имел неплохие отношения. И, конечно, жизненный и тюремный опыт, которого уже успел набраться. При этом я всегда предпочитал оставаться собой и делать вещи по собственному разумению. Так, например, за все годы в неволе я не сделал ни одной наколки, считая это ниже моих эстетических принципов.

+++

Мой новый статус — руководитель сборочного цеха, мои работники — 300 человек. Наш цех получал многочисленные деревянные детали, крышки, днища, отражатели. Требовалось их обработать, подогнать, склеить и предварительно отполировать перед окончательной лакировкой, которая осуществлялась уже не у нас. Зачистить рубашку. Если где трещинка, вскрыть скальпелем, загнать туда эмульсию и утюгом «прожарить». Практически хирургическая операция. Каждый заключенный должен был выдавать на-гора по 26 таких ящиков каждый день. А дальше ОТК начинает их придирчиво осматривать, обрисовывать белым мелом всякие недочеты и дефекты, отбраковывать иногда до половины продукции.

Главным и ближайшим делом я видел очистку территории от завалов бракованной продукции. 70% полезного пространства занимали высоченные катакомбы от пола до потолка. Узкие коридорчики пронизывали их, словно муравьиные ходы, при этом последние ряды часто содержали большие «карманы». Там зэки организовывали укромные лежбища, на которых занимались чёрт знает чем. И я пошел на брак мощной атакой, и его количество начало уменьшаться. А ведь весь этот ужас накапливался годами, передавался от одного начальника к другому по балансу, причем цифры уже давно не соответствовали реальности.

+++

Директор предприятия не мог нарадоваться и всячески меня поощрял. И если раньше цех с трудом выполнял суточный план, то теперь стали расти и другие важные номенклатурные показатели, характеризующие хозяйственную деятельность: экономичность, производительность.

А ещё я минимизировал воровство, а на зоне воруют везде и все. Воруют, что нужно и не нужно, что лежит плохо и что лежит хорошо. Вроде кругом заборы и замки, колючка и охрана — не верь глазам своим! Бревна и фанера, доски и гвозди, наждачная шкурка мелкая и крупная — если это можно уволочь, это уволакивается. Зайдите в поселок, который при зоне, и там непременно найдете массу всего, украденного из-за решетки. У меня такое не проходило, полный контроль над кладовщиками, никто ничего не украдет и не отнимет. На ночь все закрывалось на массивные засовы, даже мышь не проскочит.

Все приезжающие проверки отмечали мой цех на фоне всех остальных. У меня все летало, как на конвейере, никто не простаивал, не бездельничал, все тикало, как часы. Я принимал гостей и проверяющих в своем персональном кабинете, с великолепной мебелью из шпона красного дерева, угощал их хорошим чаем с вкусными конфетами, и на какое-то время терялось ощущение, кто есть кто.

+++

Рабочие в сборочном цеху постоянно ощущали мою заботу, я был для них практически отец родной. Она проявлялась не только в красивых раздевалках, уютных душевых и просто в чистом производстве. Я всячески поощрял и поддерживал их усердие и смекалку: если обеспечивали норму выработки, получали возможность дополнительно отовариваться на 3-4 рубля в ларьке, перевыполняли план — подписывал списки на дополнительный чай. До 5 пачек в месяц. Старался, чтобы носили качественную спецодежду, почти все работающие рабочие ходили в блестящей мелюстиновой униформе.

+++

Конечно, высокий статус приносил мне определённые дивиденды. Хорошая еда, свободное перемещение из рабочей зоны в жилую и обратно, возможность не посещать переклички, неограниченные контакты с вольнонаемными. Мне предоставлялись свидания максимальной продолжительности два раза в год по три дня.

+++

Затем я начал наступать на опилки, внес несколько рацпредложений, даже нашёл покупателей, которым отправил сто или даже больше вагонов прессованных опилок. Общий экономический эффект от моих нововведений составил несколько миллионов рублей, то есть, если я и нанес своей спекуляцией ущерб стране, теперь с лихвой его покрыл.

Я полностью освободил территорию от отходов, и посёлок начал испытывать дефицит дров. Ведь раньше грузовик древесины вывозился за ворота зоны всего лишь за бутылку водки! На меня даже обозлились, но я продолжал делать своё дело. За внедрение рацпредложений я получил грамоту министра внутренних дел Мордовии и ряд патентов. А не будь я заключенным, то представили бы к званию заслуженного рационализатора РСФСР. Но очень большое денежное вознаграждение —10.000 рублей — мне все-таки после выхода с зоны перепало. И на воле оно мне весьма пригодилось.

+++

[источники]

http://masterok.livejournal.com/3366389.html