Контакты
Ровно 90 лет назад убили Сергея Есенина. Убили? Правда сокрыта в архивах НКВД. 99 лет назад. Приключения одного убийцы
28 декабря 1925 года не стало Сергея Есенина.
Уже 90 лет уход поэта не даёт покоя историкам, исследователям и поклонникам его творчества.
в гостинице «Англетер»?
1
Протокол с нарушениями
Множество обвинений поступают в адрес участкового надзирателя 2-го отделения милиции Николая Горбова. Акт обнаружения тела Сергея Есенина, подписанный Горбовым, не внушает доверия ни с точки зрения грамматики, ни в профессиональном плане. Человеку, работавшему в активно-секретном отделении уголовного розыска, должно быть известно, что этот документ называется протоколом и составляется по образцу. Вынимать тело из петли, как и описывать место происшествия и улики, по всем правилам должно в присутствии понятых.
Акт же Горбова (или только подписанный его фамилией?) не дает ясной картины произошедшего. Да и сложно представить, что этот участковый надзиратель был настолько безграмотен, ведь 19 лет до этого он работал наборщиком в типографии. Почерк и подпись этого человека можно восстановить по его сохранившимся документам: заявлению и автобиографии. Ни почерк, ни подпись не совпадают.
2
Отсутствие гостиничной регистрации
Не найдено ни одного документа, подтверждающего, что Есенин жил в гостинице «Англетер» в декабре 1925 года. Да и неясно, зачем поэту было останавливаться в ней, если он мог остановиться у своих близких друзей. Вероятно, Есенин никогда и не жил в «Англетере». Тогда версия, что его убили в другом месте, а уже после разыграли историю с самоубийством в гостиничном номере, выглядит более убедительной.
3
Неполная медэкспертиза
Сомнительной кажется и акт медицинской экспертизы, составленный судебным экспертом Гиляревским. Его заключение гласит: «На основании данных вскрытия следует заключить, что смерть Есенина последовала от асфиксии, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение. Вдавление на лбу могло произойти от давления при повешении. Темнофиолетовый цвет нижних конечностей, точечные на них кровоподтеки указывают на то, что покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время».
Однако почему-то в этом акте указаны не все повреждения, имевшиеся на лице поэта. Это подтверждает и фото Есенина, сохранившееся в Национальной публичной библиотеке в Петербурге в особом отделе. На этой фотографии отчетливо различимо пулевое отверстие во лбу поэта и след от удара под правым глазом. Удар этот мог быть нанесен рукояткой пистолета, который, к слову, имелся и у самого поэта.
4
Затруднительное положение
Тогда возникает вопрос: зачем было вешать Есенина? Не проще ли было его застрелить, чтобы представить дело как самоубийство? Многие историки склоняются к версии, что убийство поэта одобрил лично Троцкий. А черная работа была доверена известному революционеру Якову Блюмкину, который попал в затруднительное положение во время убийства, и поэтому ему пришлось разыгрывать вариант с повешением.
5
Почему повешение?
Спрашивается, зачем тогда надо было «вешать» поэта, если всё можно было списать на смерть от выстрела из револьвера, который у самого Есенина имелся? Хотя, с другой стороны, зачем сам поэт, если верить официальной версии, повесился, а не застрелился?
6
Ценный свидетель
В журнале «Чудеса и приключения» было опубликовано письмо отставного военного Виктора Титаренко из Хабаровского края, в котором он рассказал о своей беседе в середине 70-х годов с бывшим заключенным Николаем Леонтьевым. По его словам, в 1925 году он служил в ОГПУ вместе с Блюмкиным. Однажды Блюмкин получил приказ от Троцкого достойно наказать физически Есенина. Чекисты планировали лишить поэта мужественности и вроде бы шутя стали стягивать с него брюки. Поэт схватил медный подсвечник и ударил им по голове Блюмкина. Тот упал без сознания, а перепуганный Леонтьев выхватил наган и выстрелил в Есенина.
Титаренко рассказывает, что Блюмкин, очнувшись, ударил рукояткой нагана в лоб Есенина, а затем связался с Троцким и договорился с ним об инсценировке самоубийства и о мерах по устранению кровавых следов. А Николая Леонтьева через несколько дней отправили на Дальний Восток на подпольную работу в ставке атамана Семенова. Там после войны за измену чекистскому делу он получил 25-летний срок.
Сложно опираться в рассуждениях на одно письмо. Но на рисунке В. Сварога, сделанном утром 28 декабря 1925 года, брюки поэта расстегнуты и приспущены. Художник сообщает также, что заметил следы борьбы в номере и множество ворсинок от ковра на сорочке и в волосах поэта. В. Сварог еще тогда предположил, что Есенина после убийства заворачивали в ковер.
7
Травля
Жить в 1923-1925 годах в СССР было непросто. Троцкий считал убийство оправданным средством утверждения коммунистической идеи. «Мы должны, — писал он, — превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которой мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда даже жителям Востока. Путем кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупления, до идиотизма, до животного состояния…»
Есенин, кажется, знал, что мешает плану:
И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,
За то, что песней
Хриплой и недужой
Мешал я спать
Стране родной.
Известно также, что в последние годы жизни поэта власти подвергали его массированной психологической травле.
Правда о смерти последнего поэта деревни раскроется только вместе с архивами НКВД (ФСБ).
Федор Облепихин.
99 лет назад. Приключения одного убийцы
Григорий Распутин
30 декабря случилось ещё одно событие, весьма знаковое — убийство представителями тогдашней дворянской элиты Российской империи русского мужика — Григория Ефимовича Распутина. Одну из решающих ролей в этой истории сыграл депутат-черносотенец Государственной Думы Владимир Пуришкевич. По его собственным словам, записанным в дневнике, он пристрелил раненного и убегавшего Григория Ефимовича.
Характерно, что хотя убийство, пусть даже и совсем невысокородных мужиков, в общем-то, как бы не очень одобрялось и поощрялось законами упомянутой империи, а мужик тот был не то чтобы совсем уж простой (таких-то, вероятно, убивать дозволялось пачками 🙂 а как-никак личный друг самой августейшей семьи, но никто не осмелился арестовать его всему свету известных убийц.
Сам государь-император только наложил абсолютно беспомощную высочайшую резолюцию на прошении своих родственников о полном прощении убийц: «Никому не дано права заниматься убийством». Но хоть как-то наказать по закону убийц (своего, между прочим, друга!) не смог. Что даёт сейчас всем мало-мальски зрячим людям абсолютно ясное понимание того, что за феерическую степень ублюдочности и вырождения представляла собой та хвалёная империя (она же РКМП — Россия, Которую Мы Потеряли) к её финалу и почему она рухнула спустя всего несколько месяцев.
Занятно и то, что ровно через год убийца Распутина Пуришкевич всё-таки предстал перед судом. Да, перед судом, но только уже не царским, а судом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Хоть судили его отнюдь не за то убийство годовалой давности, а за новые деяния, которыми он успел отличиться уже в новопровозглашённой РСФСР. Прежде всего — за организацию военного монархического заговора, о котором он сам писал в секретной переписке с генералом Калединым: «Организация, во главе коей я стою, работает не покладая рук, над спайкой офицеров и… над их вооружением… Властвуют преступники и чернь, с которой теперь нужно будет расправиться уже только публичными расстрелами и виселицами. Мы ждём Вас сюда, генерал, и к моменту вашего прихода выступим всеми наличными силами».
Тем не менее на суде, оказавшись лицом к лицу с этими самыми «преступниками и чернью» в креслах революционных судей, Владимир Митрофанович оправдывался:
— Я считаю большевизм величайшим злом, для борьбы с которым должна объединиться вся страна… Но я никогда никого не убивал.
— А Распутина? — раздался укоризненный возглас со скамей для почетных гостей-большевиков.
Право же, для того, чтобы услышать подобный упрёк из уст огненно-красного большевика в адрес черносотенного «борца с чернью», стоит жить в России! 🙂
Ну, а дальше началось то, что булгаковский Швондер охарактеризовал бы своей известной фразой:
— Это какой-то… позор!
Позором номер один стал строжайший, прямо-таки беспощадный приговор, который «преступники и чернь», которых Владимир Митрофанович страстно желал вешать и стрелять, вынесли своему неудачливому палачу.
Повесить? Расстрелять? Нет.
Тюремное заключение.
Десять лет (максимальный тогда срок)? «До победы мировой революции» (это поменьше, конечно, ну, там года два максимум)?..
Нет. Сроком на один год.
Позором номер два стало исполнение этого суровейшего приговора. Уже через полгода после ареста, к 1 Мая 1918 года, вождя черносотенцев решили освободить по амнистии. Большевики в тот период времени страшно хотели быть «добрыми» и показать образцовый пример милосердия к врагам, и на желание «проучить чернь» виселицами и расстрелами отвечали подставлением другой щеки ласковыми улыбками, амнистиями и досрочными освобождениями.
Позором номер три стало то, что, выйдя на свободу весной 1918 года, вожак черносотенцев ещё какое-то время преспокойно занимался политической деятельностью в Советской Республике. Он опубликовал в оппозиционной тогда газете Максима Горького «Новая жизнь» заявление, в котором говорил: «Я остался тем же, кем был, само собою разумеется, не изменившись ни на йоту». Этим он опроверг слова советских чиновников, включая наркома юстиции, которые оправдывали его досрочное освобождение тем, что Пуришкевич, мол, «стал другим» и «изменился к лучшему».
Исключительным позором номер четыре стал траурный венок, который Пуришкевич в июне 1918 года прислал на похороны Георгия Валентиновича Плеханова. Обвитый лиловыми лентами венок от монархиста основателю русского марксизма привлёк всеобщее внимание на похоронах, о нём написали газеты. На одной ленте венка красовалась надпись: «Политическому врагу, великому русскому патриоту Г. В. Плеханову». На другой: «Русь диктовала бы мир в Берлине, если бы русский социализм в дни бранных бурь шёл по путям, указанным тобою». Когда историю с этим венком рассказали В. И. Ленину, то Владимир Ильич не смог сдержать слёз. Как можно догадаться, председателю Совнаркома стало невыносимо обидно и больно за своего бывшего учителя и соратника…
Ну, а уж заключительным аккордом в этом позоре стало то, что из красной республики Пуришкевич беспрепятственно отбыл в белую армию, на Дон, бороться с большевистской заразой и «чернью», что и делал следующие два года, пока его не догнала другая, более смертоносная зараза, чем большевизм — благодетельный typhus exanthematicus (сыпной тиф), который не стал миндальничать с вражиной, а доделал то, чего не пожелала сделать добрейшая Чека…
Добавить комментарий