Жорж Дантес, 1865 год, Париж. Photographs by DISDER.Он был красив, как сто чертей,
Любил животных и детей,
Имел любовниц всех мастей
И был со всеми мил…«Да нам плевать, каким он был, какую музыку любил, какого сорта кофий пил…Он Пушкина убил!», — писал Леня Филатов.
Проживи Пушкин чуть дольше, хотя бы год, у нас с вами была бы его фотография. Но увы… Фото убийцы поэта имеется, снимки жены и детей Александра Сергеевича тоже.
Эта фотография Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской сделана незадолго до ее смерти, в начале 1860-х. Она благополучно вышла замуж второй раз, родила еще троих детей, которые всю жизнь дружили с братьями и сестрами от первого брака матери.
Мария Александровна Пушкина, старшая дочь Александра Сергеевича. Та самая, послужившая Толстому прообразом Анны Карениной – не характером, а только внешне. Он сам признавал, что списал свою Анну с нее.
Мария прожила дольше всех, умерла уже при Советской власти, в 1919 году. От голода.
Незадолго до кончины ее сестра Анна Арапова (дочь Натальи Николаевны от второго брака с Ланским) обратилась за помощью к своей знакомой баронессе Врангель с просьбой не бросать в беде дочь великого поэта, последнюю из оставшихся в живых детей Пушкина. Баронесса Врангель, известная своей благотворительностью, написала письмо Луначарскому.
Портрет М.А.Гартунг. Художник И.К.Макаров, 1860 год
Нарком просвещения направил к Марии Александровне работницу Наркомсобеса для обследования «степени ее нуждаемости». Наркомсобес, «учтя заслуги поэта Пушкина перед русской художественной литературой», назначил пенсию, но первая сумма пошла уже на похороны Марии Александровны.
Сестра Пушкиной, Анна Арапова, просившая баронессу Врангель о помощи, умерла в том же 1919 году от истощения.

Правнучка поэта Наталья Сергеевна Мезенцова говорила: «Ну в какой бы еще стране мог быть такой министр культуры, который дал роскошный особняк босоножке Дункан и при этом оставил в нищете дочь Пушкина?»

В последние годы Мария Александровна Пушкина чуть ли не ежедневно приходила на Тверской бульвар к памятнику отца. Многие москвичи обращали внимание на одинокую, всю в черном старушку, часами сидевшую около памятника на скамейке.

Она приходит каждый день сюда
И на Тверском бульваре неподвижно
Сидит по – старчески, и давние года
С ней подолгу беседуют чуть слышно.
Воспоминанья стареньким платком
Ей согревают согнутые плечи.
Сюда она приходит постоянно
С гвоздикой алой в сморщенной руке,
Дочь Пушкина – любимица Мария.
“Как Машка?” — в письмах он писал о ней.
Она цветок положит на гранит,
Потом в сторонку сядет незаметно
О чем так долго, так заветно
С отцом великим говорит?
Во всей России знать лишь ей одной,
Ей, одинокой, седенькой старухе,
Как были ласковы и горячи порой
Вот эти пушкинские бронзовые руки.
Она встает. Пора идти к себе в квартиру,
Уходит. Растворяется в толпе
Неторопливо, молча, безымянно…
Николай Доризо

Как педерасты убили Пушкина

 

 

 

Александр Сергеевич Пушкин был любим и своим окружением, и читающей публикой. Несмотря на неказистую внешность, он источал обаяние и, как бы сказали сейчас, нёс позитив.

 

Однако он был принципиален, не терпел обид и мог вызвать на дуэль любого, кто посмел бы хоть как-то ущемить его достоинство. Эту его черту знали, и ловким проходимцам удалось сыграть на этой его черте против него самого.

 

Ответ на вопрос, за что убили Пушкина, следует искать там же, где и ответ на вопрос, с чего всё началось. Не зря ведь в последний год своей жизни Пушкин стал чувствовать, что смерть ходит за ним по пятам – ещё до первого инцидента с Дантесом он привёл в порядок дела, ликвидировал долги и в 36 лет написал завещание.

 

А началось всё с одной неосмотрительной эпиграммы:

 

В академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что жопа есть.

 

 

Героем этой эпиграммы был князь Михаил Александрович Дондуков-Корсаков вице-президент Санкт-Петербургской Академии наук. Современники подозревали, что неожиданная карьера Дондукова в министерстве народного просвещения связана с тем, что тот в молодости находился в гомосексуальной связи с министром народного просвещения и президентом АН Сергеем Семёновичем Уваровым. Связывать-то они связывали, но сказать об этом в открытую никто не решался. В числе тех, кто об этом не только подозревал, но наверняка знал, был и Пушкин. Знал он об этом от своего лицейского друга Николая Корсакова – родного брата описываемого здесь Дундука – в семье Корсаковых такие склонности среднего из трех братьев были больным вопросом.

 

Высшее петербургское общество еще не знало умного слова «гомосексуалист» и пользовалось старым добрым «педераст» или, короче, «аст». Пушкин обычно лишь посмеивался над «астами», но иногда довольно зло издевался над ними в эпиграммах, письмах и устных разговорах.

 

Ко всему прочему, Дондуков был ещё и цензором, и по указке ненавидевшего Пушкина Уварова чинил препятствия к изданию пушкинских сочинений, и Пушкину, единственным цензором которого вызвался быть сам Государь, за каждым разом приходилось жаловаться Бенкендорфу на самоуправство Дондукова.

 

Несправедливая же кадровая политика в ведомстве народного просвещения и в органе, руководящем наукой, Пушкина, как человека принципиального и небезразличного к общественным процессам, не могла оставить равнодушным, и он дал ей свою оценку в виде эпиграммы с очень толстым намёком. Столичные педерасты зашевелились. Зубы у них заскрежетали. За такое Дондуков, будь Пушкин неправ, мог вызвать поэта на дуэль, но вызова от самого Дондукова не последовало.

 

Удар пришёл с неожиданной стороны. Слабым местом Пушкина была его семейная жизнь. Дело в том, что его жена страдала лёгким косоглазием: всякий раз, когда она танцевала с Пушкиным на придворном балу, один её глаз всё время непроизвольно поглядывал на кого-нибудь из молодых кавалеров. Это слабое место Пушкина тоже давно приметили в обществе, и вскоре, кода взгляд блудливого глаза Натальи Николаевны зацепился за одного молодого конногвардейца, тот начал отвечать замужней особе недвусмысленным переглядыванием.

 

 

Этим молодым конногвардейцем был беглый француз Жорж Дантес, незадолго до этого усыновленный голландским посланником бароном Геккерном.

 

Осенью 1833 года в маленькой немецкой гостинице богатый сорокалетний педераст Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард, возвращавшийся в Россию для исполнения должности посла после длительного отпуска, встретил заболевшего юношу, бежавшего из парижского военного коллежа Сен-Сир. Будучи потрясён красотой молодого человека, Геккерн его откормил, вылечил, но расплатиться за заботу юноша должен был задним проходом.

 

Дантес согласился. Счастливая пара продолжила совместное путешествие в Россию.

 

Санкт-Петербург встретил Дантеса благосклонно, о нем было доложено государю, а Геккерен ввел его в высший свет. Офицерский экзамен Дантес выдержал, так как был освобожден от зачета по русской словесности – на языке новой родины он мог сказать только «эй, мюжик!», подзывая извозчика. 14 февраля 1834 года 22-летний Дантес поступил корнетом в привилегированный Кавалергардский полк.

 

Особые отношения Дантеса и Геккерена заметили не сразу, а многие дамы и не заметили вовсе – любовником для дам он был первоклассным. Дантес выдумал о себе легенду, будто по свержении Бурбонов во Франции он участвовал в вандейском восстании легитимистов, поднятом герцогиней Марией Беррийской. Впоследствии этот факт опровергла сама герцогиня в беседе с Александром Ивановичем Тургеневым.

 

 

Геккерн никогда не был женат, а родственники с ним не общались. Свои титул и состояние он решил оставить Дантесу, для чего была проведена процедура усыновления. В результате переписки с родным отцом Дантеса и личной встречи с ним Геккерн добился согласия на усыновление Жоржа. С 4 мая 1836 года Дантес уже официально именовался бароном Геккереном и стал богатым наследником и завидным женихом. Но ещё с 20 января 1836 года Дантес начал бомбардировать любовными письмами Наталью Николаевну. Выдержав ради приличия небольшую паузу, та стала отвечать взаимностью.

 

 

Дальнейшее всем известно: 4 (16) ноября 1836 года городская почта доставила Пушкину и нескольким его друзьям анонимный пасквиль на французском языке, в котором Пушкину присваивался «диплом рогоносца». В 1927 году экспертиза признала автором пасквиля ещё одного известного всему Петербургу педераста князя Петра Долгорукова. Живя на доходы от отцовских имений, князь Долгоруков нигде не служил, а свободное от анальных сношений время посвящал изучению генеалогии дворянских родов.

 

Пушкин счёл письмо исходящим от Геккерна. Его уверенность поддержало мнение типографа М. Л. Яковлева, которому поэт показал пасквиль. Яковлев посчитал, что послание написано на бумаге иностранного производства. Возмущённый Пушкин вызывает Дантеса на дуэль, но Геккерн просит для «сына» отсрочку – он заказал в Лондоне панцирь, непробиваемый для пуль тогдашних гладкоствольных пистолетов.

 

 

За это время Дантес успел посвататься к свояченице Пушкина Екатерине Николаевне Гончаовой. Так как Дантес стал женихом Екатерины, Пушкин был вынужден отозвать свой вызов. 10 января 1837 года Екатерина Гончарова стала женой Дантеса, но конфликт между Пушкиным и обоими Геккернами не был исчерпан, и вскоре после брака Дантеса с Екатериной началось распространение в свете «казарменных каламбуров» в адрес Пушкина и его семьи. 26 января (7 февраля) 1837 года Пушкин отправил Геккерну-отцу письмо (в своей основе сочинённое ещё во время первого конфликта в ноябре), где, чрезвычайно резко характеризуя как отца, так и приёмного сына, а также отказал им от дома.

 

В тот же день Луи Геккерн через секретаря французского посольства виконта д’Аршиака письмом объявил Пушкину, что от его имени Дантес делает ему вызов. Так что на самом деле во второй раз не Пушкин вызвал Дантеса, а Дантес вызвал Пушкина.

 

Сам же Дантес ничем не рисковал – панцирь был уже при нём.

 

27 января (8 февраля) 1837 года под Петербургом в перелеске близ Комендантской дачи состоялась дуэль. на которой Пушкин был смертельно ранен в живот.

 

В ответ Пушкин не промахнулся. Пробив Дантесу правую руку чуть ниже локтя, пули отрикошетила от панциря. Сам Дантес сказал, что пуля попала в грудь, но срикошетив от пуговицы, попала ему в руку. Смятой пуговицы никто не видел, да и попади пуля в пуговицу, первая бы просто вдавила вторую в тело Дантеса. Отскочить пуля могла лишь при наличие под одеждой надёжной защиты.

 

Дантес упал. Видя своего противника падающим, Пушкин, отбросив в сторону пистолет, крикнул: «Браво!» и потерял сознание.

 

Придя в себя, он спросил у д’Аршиака:
– Ну, что? Убил я его?
– Нет, вы его только ранили, – ответил д’Аршиак.
– Странно, – сказал Пушкин, – я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет… Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова начнем».

 

Два дня спустя Пушкин скончался. Его вдова удачно вышла замуж за ещё одного молодого воздыхателя Ланского и даже хотела изменить фамилию детям Пушкина, но старшая дочь Александра Сергеевича Мария написала письмо Государю и тот повелел оставить всем детям фамилию родного отца.

 

Дантес был разжалован в рядовые и выслан за границу. Первые годы после отъезда из России Дантес жил в Сульце и Париже. В 1843 году он был избран членом Генерального совета департамента Верхний Рейн. Позднее был председателем Генерального совета и мэром Сульца. Жена его Екатерина умерла в 1848 году, оставив трех дочерей и сына, и Дантес судился с её родителями о взыскании с них наследства умершей супруги. Будучи уже значительной фигурой и богатым человеком, Дантес стал, тем не менее, платным информатором русской разведки. Он даже успел однажды предупредить о дате покушения на Александра II, но депеша от русского посла пришла в Петербург слишком поздно – в день, когда император и был убит.

Причина дуэли Пушкина

Со школы мы все знаем, что Пушкин стрелялся с Дантесом на дуэли из-за Натальи Гончаровой. Однако, что именно произошло, какова точная причина вызова — не говорилось.

«Иллюстрированная Россия» № 7 за 1928 год сообщает:

Т.е. Пушкин не знал, кто именно автор анонимки, но РЕШИЛ, что это Дантес и поэтому вызвал его на дуэль.
Однако….

Судьба убийцы Пушкина