Поход полковника Карягина против персов в 1805-ом году не похож на реальную военную историю. Он похож на приквел к «300 спартанцев» (40 000 персов, 500 русских, ущелья, штыковые атаки, «Это безумие! — Нет, это 17-й егерский полк!»). Золотая, платиновая страница русской истории, сочетающая бойню безумия с высочайшим тактическим мастерством, восхитительной хитростью и ошеломительной русской наглостью. Но обо всем по порядку.

В 1805 году Российская Империя воевала с Францией в составе Третьей коалиции, причем воевала неудачно. У Франции был Наполеон, а у нас были австрийцы, чья воинская слава к тому моменту давно закатилась, и британцы, никогда не имевшие нормальной наземной армии. И те, и другие вели себя как полные неудачники и даже великий Кутузов всей силой своего гения не мог переключить телеканал «Фэйл за фэйлом». Тем временем на юге России у персидского Баба-хана, с мурлыканием читавшего сводки о наших европейских поражениях, появилась Идейка. Баба-хан перестал мурлыкать и вновь пошел на Россию, надеясь рассчитаться за поражения предыдущего, 1804 года. Момент был выбран крайне удачно — из-за привычной постановки привычной драмы «Толпа так называемых криворуких-союзников и Россия, которая опять всех пытается спасти», Петербург не мог прислать на Кавказ ни одного лишнего солдата, при том, что на весь Кавказ было от 8 000 до 10 000 солдат. Поэтому узнав, что на город Шушу (это в нынешнем Нагорном Карабахе. Азербайджан знаете, да? Слева-снизу), где находился майор Лисаневич с 6 ротами егерей, идет 40 000 персидского войска под командованием Наследного Принца Аббас-Мирзы (мне хочется думать, что он передвигался на огромной золотой платформе, с кучей уродов, фриков и наложниц на золотых цепях, прям как Ксеркс), князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только мог выслать. Все 493 солдата и офицера при двух орудиях, супергерое Карягине, супергерое Котляревском (о котором отдельная история) и русском воинском духе.

Они не успели дойти до Шуши, персы перехватили наших по дороге, у реки Шах-Булах, 24 июня. Персидский авангард. Скромные 10 000 человек. Ничуть не растерявшись (в то время на Кавказе сражения с менее чем десятикратным превосходством противника не считались за сражения и официально проходили в рапортах как «учения в условиях, приближенных к боевым»), Карягин построил войско в каре и целый день отражал бесплодные атаки персидской кавалерии, пока от персов не остались одни ошметки. Затем он прошел еще 14 верст и встал укрепленным лагерем, так называемым вагенбургом или, по-русски, гуляй-городом, когда линия обороны выстраивается из обозных повозок (учитывая кавказское бездорожье и отсутствовавшую сеть снабжения, войскам приходилось таскать с собой значительные запасы). Персы продолжили атаки вечером и бесплодно штурмовали лагерь до самой ночи, после чего сделали вынужденный перерыв на расчистку груд персидских тел, похороны, плач и написание открыток семьям погибших. К утру, прочитав присланный экспресс-почтой мануал «Военное искусство для чайников» («Если враг укрепился и этот враг — русский, не пытайтесь атаковать его в лоб, даже если вас 40 000, а его 400″), персы начали бомбардировать наш гуляй-город артиллерией, стремясь не дать нашим войскам добраться до реки и пополнить запасы воды. Русские в ответ сделали вылазку, пробились к персидской батареи и повзрывали её к чертям собачьим, сбросив остатки пушек в реку, предположительно — с ехидными матерными надписями. Впрочем, положения это не спасло. Провоевав еще один день, Карягин начал подозревать, что он не сможет с 300 русскими перебить всю персидскую армию. Кроме того, начались проблемы внутри лагеря — к персам перебежал поручик Лисенко и еще шесть предателей, на следующий день к ним присоединились еще 19 хиппи — таким образом, наши потери от трусливых пацифистов начали превышать потери от неумелых персидских атак. Жажда, опять же. Зной. Пули. И 40 000 персов вокруг. Неуютно.

На офицерском совете были предложены два варианта: или мы остаемся здесь все и умираем, кто за? Никого. Или мы собираемся, прорываем персидское кольцо окружения, после чего ШТУРМУЕМ близлежащую крепость, пока нас догоняют персы, и сидим уже в крепости. Там тепло. Хорошо. И мухи не кусают. Единственная проблема — нас уже даже не 300 русских спартанцев, а в районе 200, а их по-прежнему десятки тысяч и они нас караулят, и все это будет похоже на игру Left 4 Dead, где на крошечный отряд выживших прут и прут толпы озверевших зомби. Left 4 Dead все любили уже в 1805-ом, поэтому решили прорываться. Ночью. Перерезав персидских часовых и стараясь не дышать, русские участники программы «Остаться в живых, когда остаться в живых нельзя» почти вышли из окружения, но наткнулись на персидский разъезд. Началась погоня, перестрелка, затем снова погоня, затем наши наконец оторвались от махмудов в темном-темном кавказском лесу и вышли к крепости, названной по имени близлежащей реки Шах-Булахом. К тому моменту вокруг оставшихся участников безумного марафона «Сражайся, сколько сможешь» (напомню, что шел уже ЧЕТВЕРТЫЙ день беспрерывных боев, вылазок, дуэлей на штыках и ночных пряток по лесам) сияла золотистая аура конца, поэтому Карягин просто разбил ворота Шах-Булаха пушечным ядром, после чего устало спросил у небольшого персидского гарнизона: «Ребята, посмотрите на нас. Вы правда хотите попробовать? Вот правда?» Ребята намек поняли и разбежались. В процессе разбега было убито два хана, русские едва-едва успели починить ворота, как показались основные персидские силы, обеспокоенные пропажей любимого русского отряда. Но это был не конец. Даже не начало конца. После инвентаризации оставшегося в крепости имущества выяснилось, что еды нет. И что обоз с едой пришлось бросить во время прорыва из окружения, поэтому жрать нечего. Совсем. Совсем. Совсем. Карягин вновь вышел к войскам:

— Друзья, я знаю, что это не безумие, не Спарта и вообще не что-то, для чего изобрели человеческие слова. Из и так жалких 493 человек нас осталось 175, практически все ранены, обезвожены, истощены, в предельной степени усталости. Еды нет. Обоза нет. Ядра и патроны кончаются. А кроме того, прямо перед нашими воротами сидит наследник персидского престола Аббас-Мирза, уже несколько раз попытавшийся взять нас штурмом. Слышите похрюкивание его ручных уродов и хохот наложниц? Это он ждет, пока мы сдохнем, надеясь, что голод сделает то, что не смогли сделать 40 000 персов. Но мы не умрём. Вы не умрёте. Я, полковник Карягин, запрещаю вам умирать. Я приказываю вам набраться всей наглости, которая у вас есть, потому что этой ночью мы покидаем крепость и прорываемся к ЕЩЕ ОДНОЙ КРЕПОСТИ, КОТОРУЮ СНОВА ВОЗЬМЕМ ШТУРМОМ, СО ВСЕЙ ПЕРСИДСКОЙ АРМИЕЙ НА ПЛЕЧАХ. А также уродами и наложницами. Это не голливудский боевик. Это не эпос. Это русская история, птенчики, и вы ее главные герои. Выставить на стенах часовых, которые всю ночь будут перекликаться между собой, создавая ощущение, будто мы в крепости. Мы выступаем, как только достаточно стемнеет!

Говорят, на Небесах когда-то был ангел, отвечавший за мониторинг невозможности. 7 июля в 22 часа, когда Карягин выступил из крепости на штурм следующей, еще большей крепости, этот ангел умер от недоумения. Важно понимать, что к 7 июля отряд беспрерывно сражался вот уже 13-ый день и был не сколько в состоянии «терминаторы идут», сколько в состоянии «предельно отчаянные люди на одной лишь злости и силе духа движутся в Сердце Тьмы этого безумного, невозможного, невероятного, немыслимого похода». С пушками, с подводами раненых, это была не прогулка с рюкзаками, но большое и тяжелое движение. Карягин выскользнул из крепости как ночной призрак, как нетопырь, как существо с Той, Запретной Стороны — и потому даже солдаты, оставшиеся перекликаться на стенах, сумели уйти от персов и догнать отряд, хотя и уже приготовились умереть, понимая абсолютную смертельность своей задачи. Но Пик Безумия, Отваги и Духа был еще впереди.

Продвигавшийся сквозь тьму, морок, боль, голод и жажду отряд русских… солдат? Призраков? Святых войны? столкнулся с рвом, через который нельзя было переправить пушки, а без пушек штурм следующей, еще более лучше укрепленной крепости Мухраты, не имел ни смысла, ни шансов. Леса, чтобы заполнить ров, рядом не было, не было и времени искать лес — персы могли настигнуть в любую минуту. Четыре русских солдата — один из них был Гаврила Сидоров, имена остальных, к сожалению, мне не удалось найти — молча спрыгнули в ров. И легли. Как бревна. Без бравады, без разговоров, без всего. Спрыгнули и легли. Тяжеленные пушки поехали прямо по ним. Под хруст костей. Еле сдерживаемые стоны боли. Еще больший хруст. Сухой и громкий, как винтовочный выстрел, треск. На грязный тяжелый пушечный лафет брызнуло красным. Русским красным.

Франц Рубо, «Живой мост», 1892 год

Из рва поднялись только двое. Молча.

8 июля отряд вошел в Касапет, впервые за долгие дни нормально поел, попил, и двинулся дальше, к крепости Мухрат. За три версты от нее отряд в чуть больше сотни человек атаковали несколько тысяч персидских всадников, сумевшие пробиться к пушкам и захватить их. Зря. Как вспоминал один из офицеров: «Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!» Все бросились как львы…». Видимо, солдаты помнили, КАКОЙ ценой им достались эти пушки. На лафеты вновь брызнуло красное, на это раз персидское, и брызгало, и лилось, и заливало лафеты, и землю вокруг лафетов, и подводы, и мундиры, и ружья, и сабли, и лилось, и лилось, и лилось до тех пор, пока персы в панике не разбежались, так и не сумев сломить сопротивление сотни наших. Сотни русских. Сотни русских, русских таких же, как и вы, презирающие ныне свой народ, свое русское имя, русскую нацию и русскую историю, и позволяющие себе безмолвно смотреть, как гниет и разваливается держава, созданная таким подвигом, таким сверхчеловеческим напряжением, такой болью и такой отвагой. Ложащиеся в ров апатичных удовольствий, чтобы по вам шли и шли пушки гедонизма, развлечения и трусливости, кроша ваши хрупкие пугливые черепа своими колесами хохочущей мерзости.

Мухрат взяли легко, а на следующий день, 9-го июля, князь Цицианов, получив от Карягина рапорт, тут же выступил навстречу персидскому войску с 2300 солдат и 10 орудиями. 15 июля Цицианов разбил и прогнал персов, а после соединился с остатками отрядами полковника Карягина.

Карягин получил за этот поход золотую шпагу, все офицеры и солдаты — награды и жалованье, безмолвно легший в ров Гаврила Сидоров — памятник в штаб-квартире полка, а мы все получили урок. Урок рва. Урок молчания. Урок хруста. Урок красного. И когда в следующий раз от вас потребуется сделать что-то во имя России и товарищей, и ваше сердце охватит апатия и мелкий гадкий страх типичного дитя России эпохи кали-юги, действий, потрясений, борьбы, жизни, смерти, то вспомните этот ров.

Вспомните Гаврилу.

150 русских егерей против 30 тысяч турок. 240 лет назад в Алуште

.

240 лет назад, около полудня 17 июля (28 июля по н.с.) 1774 г. к южнобережной деревеньке Алушта с востока подошёл огромный турецкий флот капудан-паши Мегмета (до 130 кораблей). Он доставил к крымским берегам 30-тысячный десант Трапезундского и Эрзерумского паши, сераскира Гаджи Али Джаныклы-бея. Турки основательно готовились к попытке изгнать из Крыма русских, которые за 3 года до описываемых событий в 2 недели вышвырнули с полуострова войска оттоманского султана Мустафы III. Алушта была выбрана турками из-за того, что со времён владычества генуэзцев здесь имелась удобная для выгрузки пристань. А положение Алушты в центре южного побережья позволяло почти равноценно влиять отсюда и на западную, и на восточную часть Крыма. Прикрывал алуштинскую пристань русский пост из 150 егерей Московского легиона при 2-х лёгких орудиях с артиллерийской командой (ок. 16 человек). К посту был прикомандирован  десяток казаков. Командовал постом капитан Николай Колычев в распоряжении которого было ещё  4 обер-офицера. Это первый известный нам офицер, командовавший русским гарнизоном в Алуште. Невзирая на невыгодное соотношение сил, Колычев, отправив сообщение командованию, вступил со своим отрядом в противоборство с турецким флотом, не допуская его к высадке десанта. Корабли в те времена были крупной неповоротливой мишенью. Каждый выстрел пушки с берега наносил им урон. Стрелять прицельно из-за качки на волне и временной разницы между моментом запала и выстрелом дульнозарядных пушек корабли не могли. К тому же русская батарея находилась на обрывистой возвышенности ок. 5 метров над уровнем берегового среза (выше нынешнего фонтана «Рыбак» на городской Набережной). Такая высота расположения русских пушек позволяла их ядрам не «зарываться» в воду, а рикошетить по поверхности, удлиняя дистанцию выстрела, и не подпуская турецкие корабли на расстояние действенной стрельбы. И при этом делала батарею трудно уязвимой для корабельных турецких пушек. Турецкие корабли, став на максимально возможном для стрельбы удалении в три линии в шахматном порядке, двумя линиями обстреливали берег в надежде на случайное попадание. Пытаться пойти шлюпками на защищённый пушками берег было равносильно самоубийству. Такая ситуация позволила русским вести перестрелку и удерживать Алушту более полусуток. После полуночи до трети турецкого флота отправилось на запад, за гору Кастель к селению Биюк-Ламбат (Малый Маяк).  Колычев, не имея известий от командования и опасаясь, что турки, высадившись за г. Кастель, окружат его маленький отряд, перед рассветом скрытно отступил из Алушты. Утром 18.07 турки обстреляв Алушту и не получив отпора, начали высадку. Турецкий отряд  (около тысячи солдат), был отправлен в погоню за русскими. Колычев выбрал на Алуштинском (ныне Ангарском) перевале удобную позицию ( её следы — откатившееся с взгорка трёхфунтовое ядро и пятак 1770 г. — найдены несколько южнее памятника строителям дороги) и при помощи пушек нанёс турецкому отряду преследования поражение. Егеря обратили турок в бегство. При этом русские потеряли 3-х человек убитыми и 18 ранеными. Вечером 18 июля отряд Колычева соединился за перевалом со спешившим ему на помощь II мушкетёрским батальоном Московского Легиона  п/п-ка фон Рудена.

Турки в тот же день начали обустраивать в Алуште большой лагерь, оборудовав для его укрепления 7 батарей. Гаджи-паша прикрыл две дороги, которые вели к Алуште с северного направления, усиленными передовыми постами, поручив командование 7тысячным авангардом янычарскому офицеру Исмаил-аге. Весь день 19 и 20 числа авангард был занят сапёрными работами, оборудуя себе надёжную позицию. Турецкие солдаты знали толк в этом искусстве и никогда не ленились, предпочитая проливать пот вместо крови.

Между тем фон Руден, получив сведения, что турок в Алуште с 40 кораблей высадилось 8-12 тысяч, а остальные отбыли к Ялте, принял решение атаковать десант. Он не стал согласовывать свои действия с вышестоящим командованием, боясь упустить время. Была надежда, что турки пока не успели закрепиться в Алуште. Действительно, значительные силы десанта 19.07 были втянуты в Ялте в отчаянный бой. Ялтинский пост премьер-майора и Георгиевского Кавалера С.Салтанова в составе 2-х рот Брянского полка дрался насмерть до последнего патрона, оттягивая на себя более половины сил десанта  противника (до 20 тысяч солдат). Почти весь пост Салтанова погиб вместе с командиром. Из 250 человек к Балаклаве прорвалось только 17 израненных солдат и офицеров ялтинского поста.  У фон Рудена вместе с командой Н. Колычева набиралось до 1000 человек. Утром 20.07 этот отряд, при артиллерийской поддержке выбил Демерджинский турецкий пост, не имевший тяжёлого вооружения, и вышел к хорошо укреплённой двумя двухпушечными батареями в ретраншементах турецкой позиции у д. Шума. В завязавшемся бою русские несколько раз подступали к ключевым укреплениям, но неизменно отбрасывались неприятелем. Возможности русских лёгких пушек на пересечённой местности были ограничены. Единорогов (пушки-гаубицы) в отряде фон Рудена не было. Исмаил – ага, оценив силы противника, реализовал численное превосходство и попытался окружить русских. Фон Руден начал отход в условиях плотного преследования. Решительно смять врага туркам не позволял применяемый русскими строй «каре». К тому же у фон Рудена было 4 трёхфунтовых пушки, картечь которых не давала туркам нанести сосредоточенный удар. Турецкие пушки были со стационарными лафетами и турки не имели возможности, как русские, маневрировать артиллерией на поле боя. Егеря Колычева метким огнём отгоняли одиночных стрелков врага. Потеряв 118 человек (ок. 100 ранеными), фон Руден отступил за перевал. 22 июля, прибывший в Ени-Салу (ныне возле с. Перевальное) генерал-аншеф князь В.М. Долгоруков, ознакомившись с действиями к-на Колычева и п/п-ка фон Рудена, произвёл Н. Колычева в секунд-майоры, а фон Рудена отстранил от командования пехотным батальоном.

На следующий день 23  июля ( 3 августа) русские, под командованием генерал-поручика графа В.П. Мусина-Пушкина, общим числом до 3,5 тыс. чел. (7 батальонов линейного состава (2850 чел.) при поддержке вспомогательных частей и сильной артиллерии (8 пушек, 2 единорога), разгромили турецкий авангард у деревень Шума и Демерджи. Исмаил-ага погиб. Русские потеряли 32 человека убитыми и ок.170 ранеными. Потери турок, считая добитых раненых, составили более 300 человек, 4 пушки и 4 знамени. Были оставлены в живых трое пленных – младший офицер и 2 янычара.

24 июля русские демонстрационной атакой малыми силами пытались выманить турок из укреплённого 7-ю батареями алуштинского лагеря, но безуспешно. Штурмовать Алушту сил было маловато… Мусин-Пушкин вернул батальоны к Ени-Сале. А 28 июля пришло известие о том, что ещё накануне Шумского сражения, 21 (10) июля Россия и Турция, после длительных переговоров в болгарской деревеньке Кучук-Кайнарджи, заключили мир. Турция признала независимость Крыма. Вскоре после этого турки эвакуировали из Алушты свои войска.

Долгое время о подробностях турецкого десанта в Алуште было известно только из реляции В.М. Долгорукова императрице от 28.07.1774 г. Общественная осведомлённость ограничивалась знанием того, что русские победили, а ещё в бою был ранен в глаз Кутузов. Тот факт, что по документам ранен был Кутузов не в глаз, а в висок, и вообще, на правый глаз Кутузов ослеп только в конце 1812 года, за 3 — 4 месяца до смерти, был никому не интересен. Не убеждал даже портрет 1777 года, где оба глаза у Кутузова на месте. Никаких документальных оснований не имеет также и легенда о том, что под Шумой Кутузов шёл в атаку со знаменем в руках. Впервые эта история опубликована в 1840 году в посвящённой М.И. Кутузову работе историка Д. Бантыш-Каменского.  Автор очевидно спутал персонажей из истории, рассказанной Ф. Глинкой о Ф. Тизенгаузене, зяте Кутузова, со знаменем в руках получившего смертельное ранение при Аустерлице в 1805 году.

Ныне опубликованы дополняющие реляцию Долгорукова записки А.А.Прозоровского. Благодаря усилиям алуштинских краеведов: А.Кротова и В.Девяткина найдены новые документальные свидетельства. Многие новые подробности сражения стали достоянием общественности. Не остался без открытий и этот год. Было известно, что по итогам сражения, за проявленную перед лицом неприятеля доблесть, три офицера были награждены орденом святого Георгия. Это были генерал-майор И.Якоби, штаб-офицеры подполковник М.Кутузов и секунд-майор Н. Колычев. В.П. Мусин-Пушкин получил орден святого Александра Невского. Несколько офицеров были награждены золотыми и серебряными медалями, в том числе есаул войска Донского Орлов. Но портретный ряд участников сражения до сих пор ограничивался только двумя персоналиями: портретом М. Кутузова работы художника Ротари 1777 г. и портретом В.П. Мусина–Пушкина художника Д. Левицкого 1780 г.

В фондах ГИМ хранится пастельный портрет неизвестного в военном мундире с орденом святого Георгия IV степени работы И.Барду 1786 г., попавший в собрание ГИМ одной из подмосковных усадеб в 1920 – 1930х гг. Он опубликован в книге Е.Г. Перовой, «Пастель», (М. 2007). Почти стертая плохо читаемая надпись: “Николай (?) Петрович (Фёдорович) (?) К…(?) 1786», позволяла предположить, что наряду с четырьмя другими претендентами по выборке инициалов Кавалеров ордена св. Георгия до 1786 г, это может быть портрет Н. Колычева, но не хватало доказательств. Однако то, что на портрете мундир неизвестного был зелёного цвета, сразу исключало из этого списка офицеров-артиллеристов, мундир которых в те времена был красным. Оставались только два пехотных офицера – Меллин и Колычев. Меллин сразу не очень-то подходил первой буквой фамилии, но нам было неизвестно отчество Колычева. По записи о Георгиевских  кавалерах в списке Судравского было известно только, что в следующей русско-турецкой войне, будучи уже в чине подполковника, он был смертельно ранен при штурме турецкой крепости Измаил и умер через 3 недели, 03.01.1791 г.

И вот в книге В. Шереметевского 1912 г. «Русский провинциальный некрополь» краеведам удалось найти следующую запись: «Колычевъ Николай Петровичъ, подполковникъ и кавалеръ, р. 23 октября 1743 — (ум.) 3 января 1791. (Погребёнъ) Съ женою П. А. Колычевой (С. Дубяны Галиц.у.)».

Теперь уж все сомнения отпали и «портрет неизвестного» обрёл своё подлинное имя. Об этом открытии было сообщено учёному секретарю ГИМ Евгении Георгиевне Перовой, признавшей эти сведения «несомненно очень интересными». А стенд краеведческого музея, посвящённый присоединению Крыма к России, теперь украсит фотография портрета офицера – первого командира русского гарнизона Алушты.

Но это ещё не всё. Выяснилось, что упоминаемый в реляции В.М. Долгорукова и других документах по сражению донской есаул Орлов, как и многие другие участники этих событий, ещё не раз оказывал важные услуги Отечеству своей самоотверженной службой.

Вот что сообщает Н. Коршиков в статье «Родословная Орловых» (сборник «Памяти А.П. Пронштейна», Ростов-на Дону, 2000 г.):

«Василий Петрович Орлов. Родился в 1752 году (на самом деле — в 1745 г.- Авт.), умер 30.07.1801 г. Генерал от кавалерии, войсковой атаман Войска Донского. Кавалер орденов: святого Александра Невского (2.5.1799), святой Анны 1-й степени (8.10.1797), святого Владимира 2-й (2.9.1793) и 3-й степени, святого Георгия 3 и 4 степени; имел 2 золотые медали; награждался денежным жалованием и деньгами на ковш и сабли (1795)… с 1771 по 1774—во 2-й армии, участвовал в «неоднократных сражениях», а затем в «истреблении изверга Е. Пугачёва»; …1772 – пожалован есаулом. 1774—в походе на Крым, где участвовал в сражениях с турками при Шумне и Алуште, за что пожалован золотой медалью…» Проверка этих сведений по другим источникам подтверждает полученные данные, кое в чём, конечно, дополняя и уточняя. Важно то, что благодаря напряжённым усилиям алуштинских краеведов, есаул Орлов теперь не безликое документальное упоминание, а личность с выдающейся биографией. Но самое главное – сохранились прижизненные портреты атамана Войска Донского В.Орлова. Сохранился так же портрет упоминаемого в списках отличившихся сына В.М. Долгорукова В.В. Долгоругкова и портрет полковника Селенгинского полка И.Б. Бибикова, хранящийся в Калужском худ. музее.

И вот они смотрят с портретов на нас, потомков, сквозь века – блестящий вельможа В.П. Мусин-Пушкин, спаситель Отечества М.И. Голенищев-Кутузов, отдавший без остатка жизнь Родине русский дворянин Н.П. Колычев и отчаянно храбрый и беззаветно преданный России донской казак В.П.Орлов. Однажды долг и судьба свели их вместе в огне и дыму сражения возле нашего уютного городка. И каждый из них в тот день, как неоднократно и впоследствии, в полной мере показал, что такое любовь к Отчизне, честь и верность. Через 16 лет трое из них (кроме Мусина-Пушкина), теперь уже под руководством самого Суворова снова вместе приняли активнейшее участие в самом славном, и самом кровопролитном сражении русско-турецких войн – штурме Измаила. Суворов, кстати тоже бывал в Алуште, лично выбирая место для Алуштинского редута… Интересен и тот факт, что в списках Георгиевских кавалеров Н. Колычев замыкает список награждённых за первую русско-турецкую войну, а В. Орлов «открывает» список награждённых в следующей войне. Номера их орденов (239 и 240) расположены рядом, хотя их разделяет 13 лет мира…

Восстанавливать по крупицам истину и донести её всем – вот долг историков-краеведов. Сохранить память об этих людях и их славных свершениях – почётное право и обязанность общественных организаций и власти. Есть у нас в городе улица имени Энгельса или улица Розы Люксембург – улицы имени людей, которые никогда даже и не бывали в нашем городе. Но нет улицы Суворова, Кутузова, или, скажем, Колычева… Не странно ли? 3 августа исполняется 240 лет со дня Шумского сражения, где пролилась кровь за то, чтобы в этой долине звучала русская речь. Задумаемся об этом, заглянув в глаза героям на старинных портретах…

Виктор Ткаченко, Историк, Алушта

Никто, кроме нас