Контакты
Человек и полонез. Жизнь и приключения Михаила Огинского. Чудак Самуил Маршак: антисоветчик, сионист, лауреат Сталинских премий
Человек и полонез. Жизнь и приключения Михаила Огинского
25 сентября 1765 года родился Михаил Огинский, автор полонеза «Прощание с Родиной».
Музыка, знакомая с детства
В современной России классическая музыка не имеет широкой популярности. Классические музыкальные произведения, известные всем, можно пересчитать по пальцам.
В это число, без сомнения, входит полонез «Прощание с Родиной», известный также как «Полонез Огинского».
Ещё из школьного курса музыки ученики советских, а затем и российских школ узнавали, что композитор Огинский написал своё произведение, навсегда прощаясь с Польшей после поражения восстания, в котором участвовал.
Удивительное дело — несмотря на то, что восстание Тадеуша Костюшко, в котором участвовал композитор, было направлено против Российской империи, в нашей стране Огинскому всегда сочувствовали и сопереживали несчастью, вдохновившему его на творчество.
Но неудачное восстание и создание полонеза — это всего лишь один эпизод из жизни Михаила Огинского, похожей на приключенческий роман, где перемешаны политика, музыка и любовь.
Внук воеводы, сын воеводы, племянник воеводы
Михал Клеофас Огинский родился 25 сентября 1765 года в поместье Гузов в Мазовецком воеводстве, недалеко от Варшавы.
Собственно, Огинские по происхождению не были поляками. Предки князей Огинских являлись потомками западных русинов — белорусов, принявших католицизм. По этой причине автор полонеза скорее Михаил, а не Михал. С фамилией тоже есть путаница — в польском варианте она произносится как «Огиньский», в то время как в русском варианте мягкий знак отсутствует.
Князья Огинские полагали, что их родословная идёт от самого Рюрика. В Речи Посполитой они занимали положение, соответствующее столь высокородному происхождению. Предки Михаила занимали высокие должности во входившем в Речь Посполитую Великом княжестве Литовском. Прадед Михала Клеофаса был витебским воеводой, дед и отец — трокскими воеводами, а его дядя Михал Казимир Огинский был виленским воеводой и Великим гетманом Литовским.
Учиться, учиться и ещё раз учиться
Родные Михаила были убеждены, что и его ждёт большая политическая карьера, и готовить к ней мальчика стали с малых лет. Для его воспитания был приглашён Жан Ролен, ранее обучавший будущего императора Австрии Леопольда II и считавшийся одним из лучших педагогов Европы.
Чтобы понимать, насколько серьёзно готовили Михаила, нужно сказать, что в возрасте 7 лет учебные занятия занимали у него до 16 часов в день.
Находилось время и для обучения музыке, причём весьма серьёзного. Михаилу прививали не только навыки игры на музыкальных инструментах, но и преподавали теорию музыки. Ирония судьбы — музыкальным педагогом Михаила Огинского, прославившегося как пламенный польский патриот, был Осип Козловский, ставший автором музыки первого гимна Российской империи «Гром побед, раздавайся!».
Министр и повстанец
В возрасте 19 лет Михаил Огинский стал депутатом польского сейма, затем послом Речи Посполитой в Нидерландах и Великобритании, а в 28 лет он стал министром финансов Великого княжества Литовского.
Блестящая политическая карьера омрачалась внутренними распрями в Речи Посполитой и потерей территорий, переходивших к более успешным соседям — Австрии, Пруссии и России.
Молодой политик оказался в числе тех, кто не был готов мириться с этим. Он примкнул к антироссийскому восстанию под руководством Тадеуша Костюшко.
Участие Огинского в восстании не было формальным — на собственные деньги он сформировал и вооружил отряд численностью боле 2000 человек, во главе которого не без успеха развернул партизанскую войну против русских войск.
Восстание Костюшко было жестом отчаяния. Против повстанцев выступили войска не только Российской империи, но также Пруссии и Австрии. Совместными усилиями выступление поляков было подавлено, Костюшко оказался в плену, а Михаилу Огинскому пришлось бежать.
Из князи — в грязи
В этот момент, согласно основной версии, и был написан знаменитый полонез.
Огинский, создавая «Прощание с Родиной», не был новичком. Он успешно совмещал политическую карьеру с музыкальным творчеством, и на его счету к тому времени было немало произведений. Но ни одному их них, как, впрочем, и тем, что были написаны позднее, не удалось повторить успех полонеза.
Восстание Костюшко обернулось катастрофой и для Польши, которая в результате очередного раздела исчезла с карты мира, и для самого Огинского, который лишился всех своих поместий.
Деньги и даже драгоценности жены он потратил на оплату оружия, амуниции и продовольствия для повстанцев и в итоге остался практически без средств к существованию.
Жена Михаила Изабелла, не понимавшая пассионарности мужа, вскоре оставила его, уехав к родственникам. Огинский продолжил скрываться в Европе в одиночку, меняя имена и места проживания.
Изабелла Ласоцкая, жена. Источник:
Особо опасный преступник
Это не было манией преследования: за Огинским действительно шла охота. Российские власти по достоинству оценили таланты Михаила во время восстания и теперь желали отправить его в тюрьму.
Сам Огинский тоже не унимался. Он встречался с польскими эмигрантами, посещал Францию, где пытался добиться поддержки от революционного правительства, ездил в Константинополь, где призывал султана начать новую войну против России. Дипломатические усилия Михаила не возымели действия — ни одна из стран не желала вступать в войну с Российской империей, тем более, ради интересов Польши.
Измученный и разочарованный, Михаил Огинский приехал в Нидерланды, где раньше был послом. Старые связи ему помогли — король Нидерландов смог договориться с монархом Пруссии об амнистии для Огинского. Таким образом, одна из трёх стран, участвовавших в подавлении восстания, сменила гнев на милость, и Михаил получил возможность жить в Пруссии под своим именем.
Он воссоединился с женой, и Изабелла родила ему двух сыновей — Тадеуша и Ксаверия. Но в 1801 году супруги расстались. Возможно, Михаил так и не смог простить жене того, что она оставила его в трудную минуту. А быть может, Изабелла поняла, что Михаил ничуть не изменился и снова может ввязаться в политическую авантюру, потратив на неё все деньги семьи.
Император добр, а любовь зла
Но в 1802 году судьба Михаила Огинского делает крутой поворот — новый русский император Александр I объявляет амнистию участникам восстания Костюшко. Огинский не только получил право вернуться домой, но ему вернули и все его владения.
Подобной милостью Михаил был обязан поляку Адаму Чарторыйскому, входившему в ближайшее окружение молодого императора и убедившего Александра простить повстанцев.
Князь Огинский поселился в своём имении Залесье, где построил усадьбу и заложил парк.
В возрасте 37 лет Михаил Огинский женился на вдове своего умершего друга, графа Каэтана Нагурского, 25-летней Марии Нагурской, которая была итальянкой по национальности, родилась во Флоренции, и от рождения её звали Мария Нери.
Об этом браке Огинского ходила весьма дурная слава. Наиболее вежливые биографы называют его «легендарным», не вдаваясь в подробности. Более откровенные сообщают, что темперамент итальянки Марии не знал границ до такой степени, что количество её любовников не мог сосчитать никто.
Мария родила Михаилу четверых детей — трёх девочек и одного мальчика, но лишь в отношении одной из дочерей, Амелии, у современников не было сомнений в том, что её отцом является Огинский.
Несмотря на столь дурную репутацию жены, он прожил с ней целых тринадцать лет. Что ж, как говорится, любовь зла…
Сенатор Российской империи
В 1810 году дворянство Виленской и Гродненской губерний решало вопрос о том, кого направить к императору Александру I в качестве советника по делам края. Выбор пал на Михаила Огинского. Кандидатуру бывшего бунтовщика и польского политика поддержал и губернатор Михаил Кутузов.
Так, Михаил Огинский стал сенатором Российской империи и вошёл в число доверенных лиц русского императора, вернувшись в большую политику.
Князь увидел в этом возможность добиться для своей родины если не независимости, то хотя бы автономии, представив императору проект создания Великого княжества Литовского в составе Российской империи. Но Александр I отверг этот проект.
В 1817 году, устав от политической жизни, Михаил Огинский сложил с себя полномочия сенатора и вернулся в своё поместье, затем некоторое время жил в Вильно и Варшаве. Ни о какой новой опале речи не шло — к Огинскому в России относились благожелательно, никоим образом не попрекая прошлым.
В 1823 году Огинский, здоровье которого сильно пошатнулось, переехал во Флоренцию, где и провёл последние годы жизни.
Композитор нашёл последний приют рядом с Галилеем
Согласно второй, менее распространённой версии, прославивший его полонез был написан в 1820-х годах, когда немолодой и лишившийся надежд князь прощался со своей Родиной, которую ему уже не суждено было увидеть.
В 1831 году во Флоренции Огинский выпустил отдельной книгой сборник нот своих музыкальных произведений. Собирать было что — на счету композитора Огинского более 60 фортепьянных композиций, романсы, песни и даже одна опера под названием «Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире».
Михаил Огинский умер во Флоренции 15 октября 1833 года. Бурная молодость дала о себе знать — после смерти композитора пошли слухи, что его убили, заколов кинжалом, якобы отомстив за прежние похождения. Но вряд ли кто всерьёз захотел бы мстить больному 68-летнему мужчине, давно отошедшему от политических дел.
Похоронили Михаила Огинского в Пантеоне выдающихся личностей во флорентийской церкви Санта Кроче рядом с Галилео Галилеем, Микеланджело Буонарроти, Джоаккино Россини и Никколо Макиавелли.
А написанный им полонез завораживает всё новые и новые поколения слушателей в разных странах мира…
Чудак Самуил Маршак: антисоветчик, сионист, лауреат Сталинских премий
Говорят, что биография писателя — его книги. Пожалуй, в случае с Маршаком всё наоборот. Книги Маршака — не его биография, а наша. Каждого из нас. Стихи и переводы Самуила Яковлевича идут вместе с нами по жизни с детства до самой старости.
50 лет назад, 4 июля 1964 г., ушли из жизни: Почётный гражданин Шотландии; сионист, личный друг президента Израиля; лауреат Сталинских премий; антисоветчик; депутат Московского горсовета; кумир Уолта Диснея; личный враг Гитлера… Всё это — один человек. Самуил Маршак.
Любовь и бедность
Скажем, любители бардов всегда подпоют Сергею Никитину, исполняющему:
Из Ливерпульской гавани
Всегда по четвергам
Суда уходят в плаванье
К далёким берегам.
Плывут они в Бразилию,
Бразилию, Бразилию.
И я хочу в Бразилию —
К далёким берегам!
А любители рок-н-ролла с удовольствием пойдут на концерт группы «Мистер Твистер». Да-да, это тот самый, который:
Мистер Твистер,
Бывший министр,
Мистер Твистер,
Делец и банкир,
Владелец заводов,
Газет, пароходов…
Наверное, все, кто старше 30 лет, в первом классе учили наизусть:
Различным образом державы
Свои украсили гербы.
Вот леопард, орёл двуглавый
И лев, встающий на дыбы…
Возможно, прозвучит кощунственно, но Маршак универсален почти как Пушкин. Его строки — и собственные, и переводы — вспоминаются каждый день и по любому случаю. Если где-то пожар, то обязателен: «Тили-тили-тили-бом, загорелся кошкин дом». Если встречаем ротозея, то с языка слетает: «Вот какой рассеянный с улицы Бассейной!» Спор отцов и детей? Тут же наготове его «Вересковый мёд»: «Не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды». А в фильме «Здравствуйте, я ваша тётя!» герой Калягина шикарно исполняет балладу: «Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети». Это Роберт Бёрнс в переводе Маршака.
Писатель Самуил Маршак, художник Петр Кончаловский и актер Соломон Михоэлс. 1940 год. Фото:
Друг парадоксов
Он очень любил Англию. Когда его спрашивали, за что, ответ был забавным: «Среди англичан трое из четырёх обязательно окажутся чудаками». Шотландский политик Эмрис Хьюз, который и оставил это воспоминание о Маршаке, продолжил: «Он любил чудаков. И сам, пожалуй, был таковым».
Действительно, даже самый беглый обзор его биографии свидетельствует о том, что Маршак находился где-то между «чудаком» и «простаком». Первое его стихотворение, опубликованное в 1904 г., называлось «20 Таммуза» и посвящалось «горю и бедствиям еврейского народа». Маршаку об этом напомнили в самый неподходящий момент. В 1951 г., когда он получил свою последнюю Сталинскую премию. Тогда уже готовилось откровенно антисемитское дело «врачей-убийц», так что открыто назвать себя евреем, а тем более горевать по поводу бедствий своего народа было крайне неосмотрительно. Маршак же, судя по воспоминаниям, «обрадовался, как ребёнок, когда ему подарили давно забытый журнал «Еврейская жизнь» с его первым стихотворением». А в 1952 г., когда дело «вредителей в белых халатах» раскручивалось уже вовсю, он точно так же радовался тому, что друг его юности, соратник по сионистской организации «Поалей Цион» Ицхак Бен-Цви стал президентом Израиля.
Самуил Маршак и Алексей Толстой. 1935 год. Фото:
Странностями и противоречиями полна вся его жизнь. С женой Маршак знакомится на пароходе, который везёт евреев-патриотов в Палестину. А медовый месяц проводит в Англии, причём в одиночку — пешком исходил весь Уэльс и половину Шотландии, собирая народные песни, переводы которых потом принесут ему мировую славу.
Во время Первой мировой возвращается в Россию и рвётся на фронт. Но по причине слабости зрения ему отказывают. Дескать, совсем не приспособлен для оружия. Тем не менее его сестра, вспоминая о тех днях, пишет: «По ночам Самуил Яковлевич с револьвером патрулирует наш дом». Детский поэт с наганом — это сильно.
Во время Великой Отечественной он тоже рвётся на фронт. И его снова не пускают: «Маршаком рисковать нельзя!» И он пишет… Нет, не только стихотворные «сопроводиловки» к карикатурам Кукрыниксов, но ещё и чудесную сказку «Двенадцать месяцев». Между прочим, за право её экранизации бился Уолт Дисней. И его студия даже внесла некоторый аванс. Но не сложилось.
Были и странные выходки. Так, на первом съезде писателей СССР в 1934 г. Маршак ляпнул, видимо, не подумав: «Из тех юношей, что в детстве любили Дюма, ничего путного не выходит», чем немало обидел Горького и Чуковского. Зато во время разгрома журнала «Звезда» и травли Ахматовой и Зощенко молчал. По тем временам это было равносильно самому громкому крику. Но ведь и крик раздался. Во время процесса по делу Иосифа Бродского в суд была отправлена телеграмма: «Бродский — талантливый поэт, умелый и трудолюбивый переводчик. Мы просим суд учесть наше мнение об одарённости и работе этого молодого человека». Подписей было всего две. Корней Чуковский и Самуил Маршак. Судья, впрочем, этот материал к делу не приобщил.
Да и задолго до Бродского, в том году, который у нас считают самым страшным и кровавым, в 1937-м, Маршак ходатайствовал перед прокурором СССР Вышинским об освобождении арестованных писателей. А ведь Самуил Яковлевич не мог не знать — в НКВД отлично осведомлены о том, что в разгар Гражданской войны он служил в деникинской газете «Утро Юга», где публиковал антибольшевистские фельетоны…
Об этом писателе можно говорить бесконечно. И всегда с любовью и уважением. Впрочем, лучше, чем Твардовский, не скажешь всё равно: «Он был живым хранителем эталонной русской речи».
«Тили-тили-тили-бом, загорелся кошкин дом». На стихах Маршака выросло не одно поколение российских читателей. 1947 год. Фото:
Добавить комментарий