Великие истории любви. Сергей Есенин и Айседора Дункан
Три коротких года продлился безумный роман Айседоры Дункан и Сергея Есенина — союз, поразивший современников и оставивший множество вопросов для последующих поколений. В талантливой танцовщице поэт нашел женщину, гениальностью не уступающую ему самому.
Сына зажиточного крестьянина с Рязанщины, белокурого паренька Сережу Есенина столица приняла как родного. Ангельская внешность, мечтательные глаза, эмоциональные стихи о родине, которые он декламировал звонким, чистым голосом, мгновенно растапливали сердца самых искушенных слушателей. Особенно — женщин. «Сельский самородок» рано стал отцом — в 19 лет. Но отцовские обязанности никак не хотели сочетаться со званием самого модного поэта Петрограда. Первая любовь Анна и маленький Юрий остались где-то позади, воспоминаниями из прошлой жизни.
Его приглашают выступать на вечерах в литературных салонах, под его чары попадают самые красивые столичные дамы. Нарочито славянский стиль в одежде и образ душки-пастушка постепенно сменили строгие костюмы, в которых не стыдно зайти в редакции газет, где он печатался. В одной из редакций он познакомился с Зинаидой Райх, она-то и стала его первой официальной женой. Фотографию их двоих детей поэт будет постоянно носить в нагрудном кармане, но ужиться с Зинаидой не смог.
Таков он был в обличие белокурого херувима. Ревнивый, отчаянный, отрицающий любые оковы, брачные в том числе. Если любил — то со всей страстью, на которую была способна его раздольная русская душа. А в памяти его прочно закрепились слова матери: «Если бьет мужик — значит, любит». Таким его и увидела знаменитая американская танцовщица, прибывшая в Советский Союз для создания собственной школы, где дети занимались бы не классическим балетом, а свободно двигались по сцене, выражая в танце все свои чувства и эмоции.
Айседора Дункан знала от силы пару десятков слов по-русски, удивительно, но этого крохотного словарного запаса с лихвой хватило на то, чтобы при встрече с молодым русским поэтом восхититься: «Ангель». А заглянув в его глаза, прошептать: «Тчорт».
Танцовщица и куртизанка.
Дора Анджела Дункан родилась в Сан-Франциско. Нищета, в которую семья окунулась сразу же после ее рождения, надолго запомнилась танцовщице. Став знаменитой, она старалась окружать себя красивыми и дорогими вещами, жила в лучших номерах лучших отелей, а своих юных воспитанниц обучала только в роскошных интерьерах, заботясь о том, чтобы они всегда были сыты и довольны.
Стилем своего танца она бросила настоящий вызов пуританской Америке, где век назад показать оголенную ножку было верхом неприличия.
Айседора же (это имя она взяла как яркий псевдоним) не только танцевала в свободно развевающихся одеждах, подобных тунике греческих богинь. Она не стеснялась появляться на сцене обнаженной, едва прикрытой струящейся тканью. Раскованный «танец будущего» знаменитой «босоножки» символизировал свободу женщины от закостенелой общественной морали.
Секретарь Айседоры Лола Кинел в своей книге «Под пятью орлами» признается, что для нее Дункан была самой знаменитой куртизанкой того времени, «в старинном, широком и величественном понимании этого слова». Ни один из ее возлюбленных не мог добиться от нее согласия стать женой, а ее дети не были рождены в законных браках. Нелепая гибель обожаемых сына и дочери, а после и смерть третьего ребенка, умершего еще в младенчестве, опустошили Айседору.
И хотя излучаемой ею молодости духа хватило бы еще не на один страстный роман, в 40 лет она уже и не думала о том, что ей суждено пережить, пожалуй, самую захватывающую любовь своей жизни. Когда известная лондонская гадалка предсказала ей скорую свадьбу на русской земле, Айседора просто рассмеялась ей в лицо и ушла не заплатив. Осенью 1921 года она встретила Есенина…
Интригующий роман .
В тот вечер Есенин был одержим мыслью о том, чтобы на творческом вечере увидеться со знаменитой танцовщицей, которую советское правительство приветствовало как настоящую королеву. Из Кремля ей присылали «паек» — вкуснейшие деликатесы, невиданная роскошь для обнищавшей Москвы. Ее школе выделили превосходные апартаменты, она принимала на обучение девочек 4—10 лет, которых родители посылали учиться не столько из любви к танцу и искусству, сколько для того, чтобы спасти их от голода.
Чувственное выступление Дункан с любимым полупрозрачным атрибутом — шарфом — вызвало бурные аплодисменты у публики и шквал эмоций в душе Есенина. Он уже заочно влюбился в эту необычную женщину без возраста.
После танца, в окружении новых друзей, она принимала поздравления и у всех на глазах с присущей ей непосредственностью сразу же поцеловала известного поэта в губы. «Он читал мне свои стихи, — рассказывала Айседора переводчику и директору Школы танцев Илье Шнейдеру. — Я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка и что стихи эти писал гений!».
Очарованные друг другом, Есенин и Дункан в ту же ночь покинули всеобщее веселье, отправившись в квартиру Айседоры. Их роман поражал друзей и знакомых поэта. Одни были недовольны тем, что танцовщица «появилась и увела их Сережу», другие удивлялись смиренности и покорности, с которой Айседора реагировала на оскорбительные выходки поэта, третьи недоумевали, как эти двое умудряются общаться одними лишь жестами и взглядами. Есенин не признавал иного языка кроме родного, а Дункан так и не освоила русский. Тем не менее, они оставались вместе.
Приближался май 1922 года, а с ним — гастроли Дункан по Западной Европе и США. По условиям контракта Айседора должна была скоро покинуть Москву, но не представляла дальнейшей жизни без своего «Сергея Александровича» (она любила называть поэта полным именем).
Есенин согласился ехать с возлюбленной, загранпаспорт ему выдали после убедительного заявления о том, что он поспособствует изданию книг русских поэтов в Берлине. Германия была первым пунктом в их долгом путешествии.
«Сергей Есенин, русский мужик, муж несравненной Айседоры Дункан».
За границу Сергей и Айседора отправились как муж и жена. Оба знали, что американская «полиция нравов» настроена крайне негативно к незарегистрированным союзам, и появляться в США без штампа в паспорте Есенину было просто опасно. В Хамовническом загсе оба выразили желание носить двойную фамилию — Дункан-Есенин. Правда, в Германии их брак признали недействительным, и им пришлось жениться еще раз. Теперь Айседора стала просто Есениной. А чтобы не смущать молодого мужа значительной разницей в возрасте, она «слегка» изменила дату своего рождения, оказавшись старше Сергея не на 18, а всего на 9 лет.
В Европе оказалось, что финансовые дела танцовщицы идут хуже некуда. На счет в банке был наложен арест, дом продан, имущество расхищено. И все же, верная своим привычкам, Айседора разъезжала на шикарном автомобиле, не давая поэту ни минуты отдыха. «Берлинская атмосфера меня издергала вконец. Если бы Изадора не была сумасбродной и дала мне возможность где-нибудь присесть, я очень много бы заработал и денег…», — говорил он Шнейдеру.
Путешествие по Италии привело его в лучшее расположение духа, но тоска по родине мучила его. Лола Кинел, сопровождающая пару, вспоминала в своих мемуарах, как во время прогулки в гондоле по каналам Венеции поэт вспоминал свое детство, жизнь в России и громко распевал русские песни.
Америка вызвала у Есенина еще большее раздражение. Его возмущал местный «сухой закон», хорошего алкоголя было не достать, и поэт, уже давно пристрастившийся к крепкой выпивке, довольствовался подпольным виски. Его выводили из себя американцы, которые на рассказ о том, что он пишет стихи и является национальным поэтом, задавали странные вопросы: «Так, а чем же вы зарабатываете себе на жизнь?».
От бессилия и озлобленности он дебоширил и устраивал скандалы, а наутро заголовки газет пестрели сообщениями: «Сергей Есенин, русский мужик, муж знаменитой танцовщицы, несравненной Айседоры Дункан…». Здесь он был никем. Неприкаянный поэт, муж известной жены, оторванный от всего того, что он так любил и превозносил в своих стихах. С каждым месяцем отношения между супругами накалялись, пока они не стали друг другу чужими.
«Изадора, адье!» .
«Я увезла Есенина из России, где условия жизни еще трудные. Я хотела сохранить его для мира. Теперь он возвращается в Россию, чтобы спасти свой разум, так как без России он жить не может», — говорила Айседора. Друзья Есенина едва могли его узнать.
У поэта остались привычки холеного денди, носил он только дорогую одежду, пудрил лицо, его речь стала спутанной и неуверенной. Свои заморские скандалы он объяснил тем, что хотел, чтобы его запомнили. Хотя бы так. Айседора уговорила его лечь в клинику, а ей самой предписали курортное лечение на Юге, которое она собиралась совместить с гастролями, но Есенин с ней ехать отказался.
Он приехал на вокзал проститься, а после ее отъезда решил, что к Дункан больше не вернется.
«Все, Изадора, адье!», — заявил он друзьям. Несколько месяцев они с Айседорой обменивались душевными телеграммами, пока Есенин не поставил жирную точку. «Ты меня очень озлобила. Люблю тебя, но жить с тобой не буду. Сейчас я женат и счастлив. Тебе желаю того же», — хотел было написать он, но в итоге лишь телеграфировал, что встретил другую женщину.
Он действительно больше не вернулся к «своей Изадоре», или просто Дуньке, как он любил ее называть. Загадочная смерть поэта в номере гостиницы «Англетер», где они когда-то останавливались вдвоем, потрясла Айседору до глубины души. «Я рыдала о нем много долгих часов, сколько могла…», — говорила она своей приемной дочери Ирме. Как законной жене ей принадлежало право на его наследство, благодаря огромным переизданиям книг, немалое. Дункан от наследства отказалась в пользу родных поэта, хотя уже тогда остро нуждалась в деньгах.
Здесь выплыл на свет интересный факт — Айседора и Сергей никогда не были официально разведены, хотя после расставания с Дункан Есенин женился на Софье Толстой. Как такое могло произойти — загадка. Танцовщица пережила поэта всего на два года, по иронии судьбы, даже уход из жизни превратив в страшное представление со своим любимым танцевальным атрибутом — шарфом.
Сергей Есенин — Письмо любимой
Мы в дальней разлуке. Сейчас между нами
Узоры созвездий и посвист ветров,
Дороги с бегущими вдаль поездами
Да скучная цепь телеграфных столбов.
Как будто бы чувствуя нашу разлуку,
Раскидистый тополь, вздохнув горячо,
К окну потянувшись, зеленую руку
По-дружески мне положил на плечо.
Душа хоть какой-нибудь весточки просит,
Мы ждем, загораемся каждой строкой.
Но вести не только в конвертах приносят,
Они к нам сквозь стены проходят порой.
Представь, что услышишь ты вести о том,
Что был я обманут в пути подлецом,
Что руку, как другу, врагу протянул,
А он меня в спину с откоса толкнул…
Все тело в ушибах, разбита губа…
Что делать? Превратна порою судьба!
И пусть тебе станет обидно, тревожно,
Но верить ты можешь. Такое — возможно!
А если вдруг весть, как метельная мгла,
Ворвется и скажет, словами глухими,
Что смерть недопетую песнь прервала
И черной каймой обвела мое имя.
Веселые губы сомкнулись навек…
Утрата, ее не понять, не измерить!
Нелепо! И все-таки можешь поверить:
Бессмертны лишь скалы, а я — человек!
Но если услышишь, что вешней порой
За новым, за призрачным счастьем в погоне
Я сердце своё не тебе, а другой
Взволнованно вдруг протянул на ладони,
Пусть слезы не брызнут, не дрогнут ресницы,
Колючею стужей не стиснет беда!
Не верь! Вот такого не может случиться!
Ты слышишь? Такому не быть никогда!
История любви Марлен Дитрих и Жана Габена.
В жизни Марлен, любовные истории с мужчинами и женщинами следовали одна за другой длинной вереницей.
Если ее голливудские любовники от Гэри Купера до Юла Бриннера, минуя Джеймса Стюарта и Джона Вэйна, были лишь мимолетными приключениями, то трое мужчин оставили более глубокий след в мятежной жизни «голубого ангела»: венский режиссер Йозеф фон Стернберг, немецкий писатель-пацифист Эрих Мариа Ремарк и Жан Габен , мрачный французский военный с рожицей любви.
Как-то июльским вечером 1941, Пепе ле Моко, сиречь Жан Габен, вошел в нью-йоркское кабаре «Парижская жизнь», Марлен Дитрих сидела там рядышком с Эрнестом Хэмингуэем. «Не может быть! Жан! Как я рада Вас видеть! Присядьте со мной», — воскликнула дива, поспешив навстречу французскому актеру, который выглядел несколько потерянно на земле изгнания.
Четырьмя годами ранее, в Лидо де Вениз, Эрих Мария Ремарк, автор бестселлера «На Западном фронте без перемен» вошел в жизнь звезды, за обедом с Йозефом фон Стернбергом. Их полная страсти связь уже оборвалась, когда Жан Габен, великан с нежным сердцем, возник в жизни Марлен, войдя в нее в «Парижской жизни».
У «Пруссачки» и Француза было много общего. Оба ненавидели гитлеровскую диктатуру, оба отправились в изгнание. Марлен, которую Геббельс мечтал видеть в роликах нацистской пропаганды, хлопотала о том, как помочь своим соотечественникам бежать из Европы.
Их сплотила война, но мирное время, увы, расставило все по своим местам. Фонтанирующая страсть двух самых экстравагантных звезд мирового кинематографа не пережила размеренной послевоенной жизни.
Роман брутального Габена и эпатажной Дитрих длился всего шесть лет, но что это были за годы! Гремучая смесь любви, самоотверженности и даже супружеских измен, приправленная мощными раскатами боевых орудий, провела их через все тяготы Второй Мировой войны, но испарилась вместе с возникшим чувством собственничества и недовольства. Марлен так и не стала всецело принадлежать Габену, однако это не помешало ему получить звание идеального мужчины всей ее жизни.
«Самая интригующая женщина из всех, кого я когда-либо знал», — говорил король вестерна Джон Уэйн о Марлен Дитрих. Она уже превратилась из белокурого игривого ангела в импозантную даму, уже поняла всю силу своего магнетического обаяния, притягивающего мужчин и даже женщин. Перевоплощению способствовал ее верный Пигмалион — режиссер Джозеф фон Штернберг, именно он придал ее образу роковые и печальные черты неутомимого лицедея.
Ни одна актриса еще не породила такого количества мифов о себе, как Дитрих. Своей сценой она выбрала не только съемочную площадку, но и повседневную жизнь. Она жила играя, но при этом всегда находилась в гармонии с самой собой.
Марлен давно обратила внимание на талантливого французского актера. Жан приехал покорять Голливуд, но тот отчего-то не взлюбил самоуверенность и горячий нрав Габена, его грубые черты лица и хриплые нотки голоса, сводившего с ума всю Францию. Широко известный и любимый на родине, Жан чувствовал себя чужим и ненужным на американской земле.
В то время как Марлен, будто хамелеон, приспосабливалась к любым условиям. Родной Берлин она легко променяла на Голливуд и роскошные гонорары — ей нужны были деньги на содержание семьи. При всей своей откровенной женственности Дитрих была «мужчиной в юбке», содержала дочь Марию, мужа Рудольфа Зибера и его любовницу.
Встреча в кафе «Парижская жизнь», куда летним вечером 1941 года Габен забрел в тоске по Франции, изменила ход жизни обоих актеров. Габену не помешал сидевший рядом с актрисой Хемингуэй, который был для Марлен больше, чем друг, не смутили отголоски ее бурного романа с Ремарком и занятные сплетни, ходившие вокруг любившей шокировать публику Дитрих. Он видел лишь женщину, которую тщетно искал в бывшей жене-стриптизерше и случайных любовницах.
Дитрих тоже была в восторге от нового возлюбленного, позже она напишет в своих мемуарах: «Габен был супермужчиной, какого ищет каждая женщина. Он был совершенством».
Конечно, назвать Жана Габена совершенством сможет далеко не каждая, даже влюбленная женщина. Однако он был настоящим. На экране он жил, без капли притворства, играя самого себя, и каждый раз срывал бурю аплодисментов. За его бурным темпераментом и грубой внешностью скрывалось трепетное сердце, полное нежности и любви к своей Звезде — Марлен. Неужели на пороге 40-летия, испытав множество разочарований, он все-таки встретил свою настоящую любовь? В этом Габен не сомневался. Марлен — это навсегда, он исключал другие варианты.
Мини-Париж в сердце Америки
Актеры поселились под ласковым солнцем Калифорнии, в съемном доме недалеко от Лос-Анджелеса. Дитрих устроила Жану настоящий уголок Франции. Когда актер отказался от американских блюд, Марлен надела элегантный фартук от Hermes и встала к плите. Она прекрасно готовила и с удовольствием баловала Габена французской кухней.
С помощью Жана она усовершенствовала французский, актеры общались на родном языке Габена. Их не смущала разница в оценке прекрасного. Более утонченная натура, Дитрих любила ходить в театр и слушать оперу, читала и оценивала рукописи Хемингуэя — все это казалось Жану пустым времяпровождением, но не меняло степени их любви друг к другу.
Проблемы начались позже, когда консервативного актера стало раздражать его «бесправное» положение при любимой женщине. Звезда не собиралась разводиться с мужем, с которым даже не жила вместе. Она по-своему любила Руди, и ее вполне устраивало такое положение вещей. Кроме того, она позволяла себе мелкие любовные вольности — Габен дико ревновал. Его достоинство принижал еще и тот факт, что, пока он отсиживался в Америке, любимая Франция страдала под гнетом немецких оккупантов. Его страна, уж она-то ему никогда не изменит, всегда будет ему верна и всегда рада. Жан оставляет Марлен и свою карьеру в Голливуде, чтобы отправиться в самую гущу военных событий.
Военно-полевой роман
В апреле 1943 года Жан Габен вступил в ряды армии Шарля де Голля. Его отправили в Северную Африку, где во время войны шло жестокое противостояние фашистов и союзных войск.
Вскоре за Жаном на войну последовала Марлен. Она не могла больше оставаться в пустом доме, где гулкие шаги и ребенок Габена под сердцем напоминали ей о любимом. Сделав аборт, Дитрих отправилась в Алжир. Она выступала с концертами в поддержку солдат союзных войск и вдохновляла их на победу. Немецкое происхождение совсем не обязывало ее поддерживать фашистов, более того, она люто ненавидела Гитлера и все его идеи. Марлен была рада внести свой вклад в победу союзников, но главной ее целью было найти Жана.
Он явно не ожидал ее увидеть здесь, среди клубов пыли, танков и взмыленных солдат, затаившихся перед атакой. Марлен все-таки нашла любимого, выпросила джип с водителем, который отвез ее в бронетанковую дивизию, и на глазах у всех бросилась в объятья Габена. Счастье длилось всего несколько минут, Жан был вынужден проститься со своей Звездой. В слезах она наблюдала, как он запрыгивает в люк своего танка, запоминала черты его лица и ставшие седыми волосы. Это была их последняя встреча как влюбленных.
Война внесла свои коррективы в их роман.
Путешествуя вместе с войсками, Марлен подвергала себя двойной опасности. За ее голову Гитлер обещал внушительное вознаграждение, Германия отвернулась от своей богини, когда Дитрих ясно дала понять, что не желает помогать фашистам. Позже она с упоением будет рассказывать, как ходила в походы вместе с солдатами, спала на голой земле, отморозила пальцы в горах и провожала в последний путь раненных. Ей безумно нравилась ее новая роль храброй воительницы. Для актрисы и ее дорогого офицера война закончилась получением званий и орденов. Оба героически проявили себя, находясь за тысячи километров друг от друга.
Новая жизнь
Их следующая встреча была скорее прохладной. Страсть остыла, сохранилась лишь крепкая привязанность.
После войны Жан снял квартиру в Париже, Марлен приехала к нему. Разногласия, терзавшие их до войны, усилились. Уставший от военной жизни, Габен мечтал об уютном гнездышке и заботливой жене. Марлен же металась в поисках средств к существованию, она не могла позволить себе остаться без денег и, конечно, даже думать не хотела о разводе с Руди, ее верным другом, возможно, лучшим.
Жан и Марлен сыграли главные роли во французском «Мартин Руманьяк», в котором еще можно увидеть отблески их угасающей любви, но фильм провалился и получил строгие оценки критиков. Дитрих решила податься в спасительную Америку, ее там ждут и не дадут пропасть.
Перед ее отъездом Габен расставил все точки над i: если она уедет, между ними будет все кончено. Марлен уехала в Голливуд. Она была уверена, что ревнивый, но верный ей Жан не оставит ее. Это просто невозможно!
Некоторое время они действительно обменивались письмами, но вскоре терпение актера закончилось. Ему надоели все эти мифические любовные игры, ему нужна была настоящая жена. В июле 1946 года Марлен получила последнее письмо от Габена: «Ты была, есть и будешь моей единственной настоящей любовью. К несчастью, я чувствую, что потерял тебя, хотя нам хорошо было вместе. Я буду вспоминать о тебе с огромным сожалением. Глубокой болью и бесконечной скорбью».
Пока Марлен снималась в «Золотых серьгах» в Голливуде, Габен нажал на тормоза в Париже. Он больше не верил, что его Марлен когда-нибудь разведется с Руди Зибером, за которого она вышла замуж в 1923 году в Берлине, который был отцом ее дочери Марии, и вел, к тому же, столь же свободную жизнь, как и она сама. Жан игнорировал ее экстравагантное поведение в духе либертинажа в Голливуде. Со своей стороны, он завел роман с Мартин Кароль, который пресса преподнесла как сенсацию. Когда Марлен вернулась в Париж, Жан пошел на все хитрости, чтобы избежать встречи.
Это было летом 1947. Марлен была по-прежнему влюблена. Еще долго она тщетно искала своего возлюбленного. Так сидя на террасе в одном из кафе напротив высотного здания на улице Франсуа I, она спрашивала у Жана Марэ, где живет ее «Жан». Она часы и дни оставалась там, в надежде его увидеть, даже после того, как он повторно женился 28 марта 1949 на модели Доминик Фурнье и, наконец, обрел долгожданное семейное счастье и детей.
Майским вечером 1949, Марлен зашла в «Парижскую жизнь», в доме 12 по улице Святой Анны, в Париже. Случайно там оказался Жан Габен с супругой. Жан не обменялся ни словом ни взглядом со своей «Пруссачкой». Уязвленная, она покинула ресторан, пройдя позади стула, на котором сидел Жан, он даже не пошевелился.
15 ноября 1976 года Жан Габен тихо скончался, забрав с собой, как утверждала Марлен, половину ее души. Некоторое время спустя актриса, больная и постаревшая, заперлась в своей парижской квартире на 13 долгих лет, где оставалась до самой смерти, желая остаться в памяти поклонников той незабвенной Звездой, которую она так умело играла.
Все эти годы на стене ее комнаты висел портрет ее идеального мужчины Жана Габена.
Добавить комментарий