• Текст: Константин Сутягин
Часть I. .
Часть II. .
Часть III. .
Часть IV. .
Часть V. .
Часть VI. .
Часть VII. .
***
В Париже очень много книжных магазинов, и ни разу не видел еще ни одного человека с электронной книжкой.
Ко мне тут приезжал российский издатель, жаловался, как всегда, на кризис, что бумажная книга исчезает, все уходит в цифру… А вот во Франции почему-то нет кризиса издательского дела. Франция — самая читающая страна Европы: постоянно в метро видишь людей, изящно читающих бумажные книжки, с интересными названиями, набранными интересным шрифтом. Заглядываешь в книжку, потом совсем другими глазами смотришь на того, кто ее читает: оказывается, очень культурный человек, а не просто модник! У нас всё заканчивается, в т. ч. книгоиздание — а они будто и не заметили нового электронного носителя.
На каждом углу книжные магазинчики, букинистические развалы, в универмагах отделы современной литературы и т.д. В чем дело?
…
Мы всё время хотим как-нибудь выпендриться (ругался со своим издателем), издать такую книжку, так ее издать, как еще никто не издавал. И получаем за это премии, соперничая с конкурентами-книгоиздателями (кстати, последняя моя книжка «Про счастье без зимы» — забыл сказать — тоже получила недавно премию книжном на фестивале, и что?). Лучшие российские издательства хотят изо всех сил поймать читателя, издать что-нибудь вверх ногами, нечеловеческого размера, с вырубками и блинтами, на разных сортах бумаги и т.д. Хотят изо всех сил заинтересовать собою, чтобы купили книжку хотя бы за внешний вид — и это сильно смахивает на то, как ведут себя женщины легкого поведения. Ну, так, да. Иногда удачно выходит: получают премии, ловят читателя, как сами знаете кто. Но мужчины женятся на других.
Такая ориентация на гипотетического «нового русского», который ищет чего-то такого, чего никогда не было, какого-нибудь барабана Страдивари — свидетельствует о неукореннености книги в нашей культуре. Ориентация на что-то сверхоригинальное быстро утомляет.
Во-первых, это развращает читателя — превращая его в того самого «нового русского»: ну, типа, чем вы меня еще удивите? Попытайтесь, а я подумаю. А во-вторых, утомляет издателя: выпендриться можно раз, можно два, но трудно выпендриваться всю жизнь.
…
Французские книжки довольно простые, добротные и очень консервативные. Книга тут — это не что-то экстраординарное-выпендрёжное, а, думаю, книга здесь — как свидетельство твоей причастности миру культуры. Купить книжку — это как купить билет в культуру. И тут наоборот, книжка оказывает тебе честь, украшает тебя, а не ты — так и быть — снисходишь до нее.
…
И эти все сотни тысяч магазинчиков эту самую культуру хранят. Симпатичные книжные магазинчики, где продают и старые книги, и редкие букинистические издания, и старые гравюры, и какие-то плакаты (органичность культуры, преемственность, связь одного с другим очень наглядная, что невозможно в электронной книге), иллюстрации, книги с автографами, просто автографы великих французских писателей — все это вперемешку. Встречи авторов с читателями — все это и создает тот самый культурный фон, фонд, от которого французы не спешат отказываться, заменив живое погружение в культуру электронным (типа, ознакомился, теперь в курсе).
Как не спешат они отказываться от своих старомодных, но на редкость симпатичных булочных, в которых одна и та же семья годами работает-печет десятки сортов хлеба и сотни пирожных каждый день, и куда зайти, перекинуться парой слов с продавцом — такой же культурный процесс, который потом украсит целый день.
Как и зайти в небольшой книжный магазинчик со своей постоянной клиентурой и давно знакомым хозяином-книгочеем, обменяться с ним мнением о новинке.
…
Лет семь назад мы ездили по Бретани, рисовали, записывали что-то, а потом в издательстве «Уэст Франс» вышла книжка: «Бретань глазами русских художников». Тираж книжки был, не смейтесь, двадцать тысяч экземпляров.
— Вы что, с ума сошли? — говорил я. — Кто раскупит двадцать тысяч книжек каких-то русских художников?
— Не волнуйтесь, всё рассчитано. У нас десять тысяч книжных магазинов, в каждый мы закинем по две книжки, и никаких проблем.
И правда, за пару лет всё раскупили.
Вот такие маленькие магазинчики и держат книжный бизнес Франции. А маленькие булочные — всё остальное.
Сальвадор Дали. Взгляд с близкого расстояния
Текст: Константин Сутягин
***
Она насчитывает двести работ испанского художника: картины, инсталляции, скульптуры и даже фильмы. Организаторы предполагают, что ежедневно ее будут посещать до восьми тысяч человек. Эта цифра сопоставима с количеством посетителей предыдущей крупнейшей выставки Дали, которая проходила более тридцати лет назад, в 1979 году.
Сам Дали в то время так высказывался о ней: «Это будет что-то грандиозное, колоссальное, прижизненное прославление, дающее всем понять, насколько я неподражаем».
В 1997 году выставку посетили 900 тыс. человек. В этот раз организаторы ожидают не меньшего ажиотажа, поэтому объявлено, что центр Помпиду будет открыт даже по ночам.
Художник Константин Сутягин делится своими впечатлениями от посещения выставки.
Огромная очередь. Тысячи парижан, часов пять стоять нужно. Хорошо, что мы без очереди, бесплатно (по журналистскому удостоверению), а художникам на Дали скидок нет. И справедливо: Дали же и не художник вовсе. Замечательный промоутер, шоумен, просто очень хитрый человек — сразу видно, особенно на видео, как он усиками дергает, как хитрое насекомое. А художник совершенно нулевой.
Пробежали быстренько, отметили для себя его смешные инсталляции… А у каждой его картины толпы народу, экскурсоводы, и все что-то говорят, слушают, всматриваются… Удивительно.
Никогда не видел в Париже таких очередей.
…
На контрасте со скучным кубизмом, где нужно было о чем-то «думать», Дали сделал искусство занимательным (в буржуазном смысле, как страничка в газете с шарадами и кроссвордами). И вот — как есть люди, которые научились хорошо разгадывать кроссворды и думают, что стали очень умные, — так теперь появилось большое число людей, которые, глядя на картины Сальвадора Дали, думают, что стали разбираться в живописи.
…
Постоял у одной работы Дали, прислушался к себе… Живописное высказывание — примерно как подростки рисуют в школе на уроках литературы: скучая, не задумываясь. Всё об одном, скучно и гадко (как у подростков).
Владимир Вейдле*, наблюдая в свое время расцвет сюрреализма в Париже, отметил его главный парадокс: вроде бы сюрреализм должен раскрепощать сознание, чтобы выходило оттуда наружу сокровенное-личное, сугубо индивидуальное, необычное — так, во всяком случае, гласят все его декларации и манифесты. Но выходит почему-то всегда из раскрепощенного сознания у всех одно и то же: фаллосы, гениталии — и всё. Удивительно.
…
Вечером пришли домой, жена вспоминает сегодняшний день — где были, что видели, про каких-то людей; как вышли из Сакре-Кер, а город внизу плавает в тумане, как в кастрюльке; и что зачем так дорого ели в ресторанчике — лучше бы она купила пиджак; и как ей нравится ездить в парижском метро, какие там интересные пассажиры — сидишь, как в маленьком театре на колесах…
— Ну и, наконец, ты сегодня была на выставке Сальвадора Дали, — говорю я.
— О! Совсем забыла! Надо же, весь Париж стоит-ломится, а у меня через полчаса всё вылетело из головы, ничего не помню…
_______________
*Владиимир Васиильевич Вейдле (1895—1979) — литературовед, культуролог, либеральный мыслитель, историк культуры русской эмиграции, поэт.
Добавить комментарий