Kingniknik – поэтический блог. Авторские стихи от Николая Войченко — члена «Союза независимых авторов и издателей» (СНАИ) г. Москвы

24 марта исполняется 110 лет со дня ее рождения.

О том, кто величайший писатель России, споры ведутся постоянно. А вот том, кто из российских литераторов был самым достойным человеком, мало кто задумывается: творцов принято оценивать по их профессиональным достижениям. Но все-таки литература, особенно русская, – это не только мастерство, но и нравственность. А символом этой нравственности можно смело назвать Лидию Корнеевну Чуковскую.

Корней Иванович

О как теперь прославлен род Чуковских,
Родив девицу краше всех девиц!

Эти строки ко дню рождения маленькой Лиды сочинил Сергей Городецкий. И написал их на двери спальни Марии Чуковской, жены Корнея Ивановича.

В том, что дочь Чуковского связала свою жизнь с литературой, нет ничего удивительного. «Лидочек, лучшая из дочек» с малых лет читала «глубокоуважаемому папе» вслух (иногда по три-четыре часа кряду!). А еще заучивала наизусть английские слова – в огромном количестве.

У Корнея Ивановича был своеобразный подход к воспитанию детей. За плохо выученный урок он мог даже запереть бедную Лиду в чулан. Зато, чтобы пробудить в ней и ее брате Коле интерес к английскому, Чуковский составлял из заданных накануне слов смешные, нарочито несуразные тексты. Дети очень веселились, переводя на английский что-то вроде следующего:

«Сухопарая экономка знаменитого лысого путешественника, заболев скарлатиной, съела яичницу, изжаренную ею для своего кудрявого племянника. Вскочив на гнедого скакуна, долгожданный гость, подгоняя лошадь кочергой, помчался в конюшню…».

Еще Корней Иванович не терпел безделья. «Только б лентяйничать и в постели валяться! Я сегодня с пяти часов утра за столом!» – кричал он дочери, дурно отвечающей урок. Застав детей за картами, он презрительно обозвал их барчуками, а карты выбросил.

Чуковские за обедом. Крайняя слева – Лида. Фото с сайта hrono.ru

Так или иначе, а его воспитание принесло свои плоды. Взрослая Лидия Корнеевна прекрасно знала мировую литературу, была превосходным редактором и умела работать на износ. А еще у нее – спасибо бесконечному заучиванию английских слов – была великолепная память.

Софья Петровна

Шел сентябрь 1937 года.

«В каких это очередях ты стоишь?» – спросила Лидию Корнеевну, то и дело пропадавшую ночами, ее маленькая дочка Люша. Та бодро ответила – за билетами в театр.

На следующий день девочка сказала ей:

– Мама! Если за билетами надо стоять целую ночь в очереди, то лучше, по-моему, не видеть самую интересную пьеску, даже цирк. Перестань, пожалуйста, ходить в театр.

С дочкой Люшей (Еленой). Фото с сайта peoples.ru

Но через несколько часов ее мама все-таки ушла. И снова встала в очередь. В тюремную очередь.

В страшном 1937 году арестовали ее мужа, выдающегося физика-теоретика Матвея Бронштейна. Арестовали также двух редакторов из знаменитой редакции СамуилаМаршака, где работала и сама Чуковская, – Тамару Габбе и Александру Любарскую. В надежде узнать хоть что-то о судьбе арестованного, передать посылку, людям приходилось отстаивать огромные очереди – длиной в несколько суток. Лидия Корнеевна выстаивала в трех таких очередях.

Матвей Бронштейн. Фото с сайта kackad.com

Именно о событиях этих лет Чуковская напишет повесть «Софья Петровна». Ее героиня – советская служащая, у которой внезапно арестовывают сына. Она буквально разрывается на части: с одной стороны, в ней живет уверенность, что ее Коля ни в чем не виноват, с другой — ее сводит с ума всеобщая убежденность, что раз арестовали – значит, есть за что. «Я попыталась изобразить такую степень отравления общества ложью, которая может сравниться только с отравлением армии ядовитыми газами», – признается Чуковская в очерке «Процесс исключения».

Об отношениях с Матвеем Бронштейном, о его аресте и своих хождениях по мукам, о безуспешных попытках вызволить его из цепких «ежовых рукавиц» Чуковская написала пронзительную повесть «Прочерк».

Мемориальная доска на доме Л. Чуковской в Санкт-Петербурге. Фото: wikimedia.org

Анна Андреевна

Общение Чуковской с Анной Ахматовой началось в 1938 году. Лидия Корнеевна буквально благоговела перед ее стихами – как, впрочем, и перед самой Ахматовой, «трагическим меццо эпохи». Результатом их встреч стали трехтомные «Записки об Анне Ахматовой»; Чуковская обладающая феноменальной памятью, запоминала наизусть их диалоги и, приходя домой, тут же записывала – по горячим следам. Многие ахматовские стихи, в том числе и «Реквием», она тоже знала на память. Это было необходимо: в сталинские годы Ахматова не рисковала хранить рукописи.

Записи Чуковской об Ахматовой велись с 1938-го по 1941-й с и 1952-го по 1962-й годы. Перерыв в записях обусловлен тем, что, когда они обе были в эмиграции, в Ташкенте, Анна Андреевна по непонятной причине стала обходиться с Лидией Корнеевной настолько неуважительно, что та вынуждена была прекратить с ней общаться. Позже, через 11 лет, она первая сделает шаг к примирению – напишет Ахматовой письмо.

Несмотря на свое благоговение, Чуковская в «Записках» прежде всего честна – иначе она не умеет. Со страниц трехтомника встает не лубочная «великая поэтесса», а женщина взбалмошная, болезненно самолюбивая, часто несправедливая. И становится как-то неловко за саму Лидию Корнеевну, видящую все недостатки великой подруги, но не перестающую благоговеть перед нею.

Лидия Корнеевна

На даче у Чуковских какое-то время жил и работал Солженицын – будучи уже опальным писателем и персоной нон грата. Лидия Корнеевна прекрасно сознавала, с каким риском для нее это связано, и все-таки с радостью предоставляла ему кров.

Она поддерживала Иосифа Бродского – и во время нашумевшего процесса над ним, и когда он был в ссылке (постоянно посылала ему книги), и когда он вернулся из нее. Она не была в восторге от стихов задиристого мальчишки – просто привыкла помогать тем, кому плохо.

Немолодая, слепнущая, она работала на советской поденщине по 12-15 часов в сутки, потому что кому-то рядом снова была нужна помощь. Ее заботу о ближних и дальних по достоинству оценили советские власти, в 1974 году исключившие Чуковскую из Союза писателей и наложившие полный запрет на ее публикации. Книга «Процесс исключения. Очерк литературных нравов» – великолепный документ эпохи страха и доносительства, которую с изуверской тщательностью воссоздают сейчас, на наших глазах.

Но Лидию Корнеевну уже ниоткуда не исключат. Она умерла в Москве 7 февраля 1996 года. Вечная память.