Римлянка Валерия Мессалина вошла в историю как самая распутная любовница,. Будучи при этом женой императора, она стала символом похоти и блуда.

«Женщины созданы для того, чтобы их любили, а не для того, чтобы их понимали», — отметил Оскар Уайлд, который понимал женскую сущность лучше многих мужчин. Самые знаменитые женщины навсегда вписали свои имена в историю. И хоть некоторые из них не кажутся нам роковыми красавицами, и они действительно не обладали неземной красотой, но их запомнили в веках.

Императорский Рим стал в европейской культурной традиции не только символом государственного величия и военного могущества, но и бессмысленной роскоши, и самого откровенного разврата. Валерия Мессалина прожила около 23 лет и все же сумела войти в историю как символ растленной э-э… женщины. В восприятии современников и потомков она в чем-то «переплюнула» и зверские оргии Нерона, и дикие гладиаторские подвиги императора Коммода, и доведенный до чудовищного гротеска трансвестизм Гелиогабала, и детские гаремы Тиберия, и превращенный в бордель императорский дворец Калигулы. Итак, несколько слов в память об этой по-своему потрясающей женщине…

Кузен-суженый

Валерия Мессалина родилась около 25 года н.э. и по рождению принадлежала к узкой группке высшей патрицианской знати. Юлии, Клавдии, Домиции, Эмилии, Валерии, Корнелии составляли клан, связанный теснейшими родственными узами и политическими интересами на протяжении многих веков. Валерия могла гордиться тем, что среди ее предков был первый консул республиканского Рима Валерий Попликола и глава оппозиции Августу просвещенный Валерий Мессала Корвин. Однако ей уже было не до славы предков. В 39 году, в возрасте 14 лет, ее выдали замуж за члена императорской фамилии 50-летнего Клавдия. Тогда еще правил Калигула, – тот самый, что устроил из дворца бордель. Вряд ли Мессалина была в большом восторге от своего супруга (и кузена). Клавдий был немолод, хром, заикался, а также считался в своей семье дурачком. «Да он глупее моего Клавдия!» – говаривала его мать про какого-нибудь не очень умного. Историки не разделяют ее мнение. Клавдий был весьма ученым человеком и неплохим, разумным политиком. Но многолетние насмешки при дворе и постоянный страх за свою жизнь парализовали волю этого человека. Он легко подпадал под чужое влияние. А в самый решительный момент самоустранялся. Дело дошло до анекдота. Как-то он пригласил на обед одного человека, но вдруг передумал и чтобы замять неловкость… просто приказал убить явившегося! Клавдий был чрезвычайно любвеобилен. Мессалина родила ему сына и дочь. Но она не заботилась о них, – так же, впрочем, как не заботились и об ее воспитании. В императорской семье вспоминали о родительском долге только в самых экстремальных, нужных для спасения собственной шкуры случаях… Для Клавдия это был третий брак. Первые два закончились разводами Хитрая девчонка, Мессалина сумела найти ключик к сердцу «старого колпака», – он влюбился в нее без памяти и во всем доверялся юной жене. В 41 году Калигула был убит. Во дворце поднялась суматоха. Клавдий спрятался за занавеску, но солдат нашел его там, вытянул за руку, и… сенат провозгласил его императором! ВедьКлавдий был родным дядей Калигулы. Так кто ж, как не он?..

Только теперь Мессалина смогла оценить подарок судьбы! Муж во всем ей доверился, власть ее безгранична. Она может делать все, что ей заблагорассудится. И Мессалина развернулась вовсю. Понять характер ее очень трудно, если не учитывать, что она все же была полуребенком, и полуребенком весьма запущенным. Вряд ли она даже осознавала всю непристойность своих деяний, – хотя бы на первых порах. Мессалина, как избалованное дитя, непременно хотела иметь то, что ей приглянулось. Тацит описывает любопытный эпизод с Валерием Азиатиком, ее родственником. На беду для себя, он имел едва ли не лучшие парки в Риме. Мессалине они приглянулись. Чтобы получить их, нужно было устранить Азиатика, который от души презирал юную повелительницу. Мессалина обвинила его в заговоре. А так как речь шла о близком родственнике и ее и императора, то Азиатика допрашивал сам Клавдий. Обвиняемый камня на камне не оставил от обвинений зарвавшейся дряни, к тому же воззвал к родственным чувствам императорской четы. Мессалина не выдержала: со слезами на глазах она выскочила из комнаты и вызвала в коридор придворного Нарцисса: «Сделай же что-нибудь!» Жалость к Азиатику и жажда заполучить его парки боролись в ней. Опытный интриган Нарцисс повернул дело так, что Клавдий, как бы по рассеянности, согласился со смертным приговором. Облив императора и его жену презрением. Азиатик удалился в свои злосчастные сады, устроил роскошный пир, концерт, попарился в бане, позанимался спортом, поговорил с друзьями. Врач то перевязывал его вскрытые вены, то снова отворял их. Так, развлекаясь и веселясь, он легко ушел из жизни. Могла ли знать тогда Мессалина, что и она умрет на траве в парке, – правда, не Азиатика, а Лукулла?..

Образ действия

Сначала объектами любовных поползновений императрицы стали придворные. Они оказались между двух огней: и мстительной государыне не окажешь, и вроде как государственное преступление совершишь. Придворный танцовщик Мнестер выкрутился, например, весьма остроумно. Когда раздосадованная его отказами Мессалина пожаловалась мужу, что Мнестер ее не слушается, танцовщик потребовал, чтобы сам император приказал ему слушаться Мессалину. Император и приказал… С этого момента Мнестер стал одним из ближайших сотрудников императрицы на ложе любви. Для другого придворного любовника она добилась от Клавдия привилегии снимать с нее чулки в присутствии императора! Но этот полускрытый эксгибиционизм уже мало развлекал юную женщину. Ее тянули к себе притоны Субуры – квартала, где куролесили гладиаторы, грузчики, матросы, рабы. Сатирик Ювенал подробно описывает, как ночью императрица тайно покидает дворец и, в рубище, напялив белокурый парик (Мессалина была брюнеткой), в сопровождении верных соучастников ее оргий она направляется в трущобы Субуры. Здесь, в борделях, где не было подчас даже отдельных комнат, она отдается всем желающим под именем гетеры Лизиски. Гетеры? Да нет же, – проститутки самого низкого разряда. И требует плату, положенную таким, как она здесь: несколько медных монет, которые прячет за пазуху или в рот. Она переходит из борделя в бордель, восхищаясь тем, что ее принимают за шлюху, что ее могут ударить, что к ней выстраивается очередь потных самцов, пахнувших луком и испражнениями… Она – в восторге! Завтра эти гладиаторы будут умирать на ее глазах, а моряки рассказывать друг другу о жгучей профуре Лизиске, к которой как-нибудь снова нужно будет зайти всею командой… Наконец, Мессалина решается перенести эти развлечения во дворец. У себя на половине она устраивает оргии, в которых участвуют знатные матроны и девицы из благородных семей, а императрица заставляет их мужей, отцов и братьев присутствовать при этом… Впрочем, здесь она лишь повторяла «зады» сексуальной практики Гая Калигулы. Не углубляясь в дальнейшие подробности (о которых римские историки, впрочем, стыдливо умалчивают), попытаемся осмыслить все это.

Мессалина не только предается буйству своих инстинктов, но словно нарочно издевается над традиционными римскими ценностями и добродетелями. Возможно, на первых порах она даже не отдавала себе отчета в этом, лепя свой причудливый мир-бордель из окружающих привычных реалийримской жизни, – «я тебя слепила из того, что было». Однако трудно не заметить в ее действиях и оттенок «пикацизма» (сексуального извращения, когда нарочито пачкают объект похоти, – словесно (брань) или физически). Но ведь и другие развратники в императорском Риме были похожи на бунтарей, взрывавших своим поведением вековые моральные нормы! Безусловно, разрастался кризис жесткой морали патриархального общества крестьян и воинов, которыми были когда-то римляне. И в то же время это своеобразное преломление побед Рима над окружающими народами в сознании детей победителей. Если римским воинам позволено сокрушать чужие царства, обращая их элиту в своих рабов, почему бы не распространить этот пафос все сокрушающей витальности и на домашний свой быт? И распространяли.

Приведем одну лишь деталь. Довольно обыденным явлением в римском богатом доме стали евнухи. Пухлые женоподобные мальчики, еще до полового созревания лишенные половых органов, ублажали хозяина, а мощные мужики, которым отрезали яйца уже во взрослом состоянии, сохранив эрекцию, помогали не заскучать хозяйке. Это было в порядке вещей, и язвили по этому поводу только профессионалы сатирики. Вообще в Риме витальность понималась, прежде всего, в своем самом наглядном выражении, – в могучей телесности. До крайности это дошло при Гелиогабале, который подбирал министров по величине их половых органов. В итоге бродяги и неграмотные погонщики получали все права над телом государства и государя, которого не без взаимного удовольствия поколачивали… Впрочем, все это расцветет через полтораста лет после Мессалины.

При живом муже – замуж

А что же Клавдий? Знал ли он о подвигах своей супруги? Скорей всего, нет. Он и участия в управлении государством толком не принимал. За него правили влиятельные вольноотпущенники Нарцисс, Паллант и Каллист. Соперничая друг с другом, они были едины в том, что рулили государством, как боги на душу положат, и усиленно набивали карманы.

Об уровне же осведомленности Клавдия говорит один анекдот. Как-то офицер придворной стражи браво доложил ему, что выполнил его приказ и убил одного человека. «Но я не велел его убивать!» – пожал плечами Клавдий. Во дворце все весело посмеялись…

А между тем, Мессалина не на шутку влюбилась. Ее избранником стал один из юных и знатных красавцев Гай Силий. Он был в ужасе от ее преследований, чувствуя, что речь пойдет уже не о пустой интрижке, – что у императрицы теперь «все всерьез». До такой степени, что она приказывает перенести в дом Силия лучшую мебель из императорского дворца! Эта «мебель из дворца» еще сыграет роковую роль в ее судьбе, – за две тысячи лет до рожденья Остапа Бендера… Нахалка зарвалась окончательно и подсунула на подпись мужу… свой брачный контракт с Силием! Муж подмахнул подпись, «не въехав» в содержание документа, и со спокойным сердцем отправился на курорт. Оставшись в Риме наедине с Силием, Мессалина тотчас отпраздновала свадьбу с перепуганным женихом, с соблюдением всех древних обрядов («как порядочная») и переехала к нему в дом. Трудно сказать, на что она вообще надеялась: о будущем Мессалина, скорей всего, попросту не задумывалась. Начались бесконечные празднества и оргии, пока один пьяный гость, взобравшись на дерево в их саду, не закричал вдруг, что к Риму приближается императорский кортеж. Всех гостей Мессалины как ветром сдуло. Пыльное облако под копытами императорской свиты сгустилось над ней и Силием грозовой тучей…

Неудачное обольщение

Дело в том, что за проделками Мессалины пристально следил самый влиятельный советник Клавдия Нарцисс. Он-то всей шкурой бывшего раба чувствовал, что ничего хорошего брак Клавдия с Мессалиной ему не сулит. Молодая жена, скорей всего, переживет своего мужа. К тому же наследник Клавдия – ее сын. Беспутства и самоуправство Мессалины затянутся на долгие годы. И уж не среди убеленных сединами советников Клавдия будет она искать опору себе… Ее интрига с Силием пришлась как нельзя кстати. Любопытно, что когда Клавдию, еще на курорте, доложили о проделке его супруги, он первым делом задал вопрос: «Так кто же теперь государь, – я или Силий?» – «Вы! Вы!» – в один голос закричала обезумевшая от страха императорская администрация. И стала предпринимать героические усилия выпихнуть Клавдия с курорта обратно в Рим. Это ей, наконец, удалось. Как только императорский кортеж приблизился к стенам Рима, придворные увидели Мессалину, которая стояла, держа перед собой маленьких Британика и Октавию (своих детей от Клавдия) а также старшую весталку, которая своим авторитетом должна была повлиять на императора. Семейный сандал был, таким образом, вынесен из дворца на лоно природы, ибо Мессалина боялась, что к Клавдию ее больше не допустят. А ведь она еще надеялась все изменить в свою пользу! Плач детей, громкие стенания Мессалины и мудрые речи весталки потонули в громовом голосе Нарцисса, который во всеуслышанье перечислял все «подвиги» и злодейства императрицы. Клавдий, по своему обыкновению, просто отключился от этого спора. Он молча проехал мимо. Однако Нарцисс заметил, что вид детей и любимой жены тронул сердце императора. Оправдываясь, Мессалина отрицала свой брак с Силием. Тогда Нарцисс привел Клавдия в дом «молодоженов» и показал ему драгоценности и мебель из дворца. Этих вещественных доказательств оказалось достаточно.

Смерть на природе

Начались процессы. Все любовники Мессалины были приговорены к суровым карам, зачастую к смерти. Не пощадили даже хитрого Мнестера, который кричал, что всего лишь выполнял приказ императора во всем повиноваться его жене. Сама Мессалина в эти дни укрылась в садах Лукулла, обнесенных крепкой стеной. С ней была только ее мать Лепида. Она уговаривала дочь покончить с собой. Но Мессалина все не решалась. То поднося кинжал к горлу, то к груди, она вдруг роняла его и начинала тоскливо выть. А император все не решался вынести ей приговор. Тогда Нарцисс собственной властью послал офицера, который и помог Мессалине уйти из жизни. Когда Клавдию доложили во время пира, что супруга его мертва, он не сказал ни слова. Пир продолжился. На следующий день он торжественно поклялся перед воинами никогда более не жениться. Впрочем, крепился старый бабник недолго. Вскоре он женился на своей родственнице Агриппине Младшей, которая привела к нему в дом пасынка – будущего Нерона. Когда мальчик вошел в лета, Агриппина отравила Клавдия. Со временем Нерон убил Агриппину. Были убиты Британик и Октавия, и даже старушка Лепида – мать Мессалины, хотя в ее доме Нерон одно время воспитывался в развивающем обществе цирюльника и, кажется, акробата… В общем, все умерли…

В.Бондаренко.