Контакты
Как же его ранее не отравили. Голландия глазами русского человека
Как же его ранее не отравили
Жизнь — это материя, сотканная из разочарований.
Иосиф II, поживший человек
Любой школьник из благословенной Богемии скажет вам, что обязательное начальное образование в его стране завела Мария-Терезия в 1774 году. Кроме того, государыня внедрила выращивание картофеля, ограничила барщину, создала единый земельный кадастр, унифицировала австрийскую и богемскую администрацию, учредила военную академию в Вене и совершила множество других деяний, которые в иную эпоху принесли бы ей славу великого реформатора. Однако по меркам эры просвещённого абсолютизма это было не так много, и реформы Марии-Терезии оказались полностью в тени реформ её сына.
Через три месяца после смерти матери Иосиф сформулировал цели своего правления: «Из империи, в которой я царствую, должны в соответствии с моими принципами исчезнуть все предрассудки, фанатизм и рабство, чтобы каждый подданный мог пользоваться своими неотчуждаемыми правами и свободами.» Ещё через несколько дней император начал осуществлять правовые, социальные и религиозные реформы, превосходившие своим радикализмом всё, что до той поры явили миру просвещённые монархи Европы.
28 марта 1781 года был обнародован указ Иосифа, согласно которому папские буллы и послания могли публиковаться в австрийских владениях только после предварительного одобрения светскими властями. Де-факто церковная жизнь подчинялась интересам государства. B Риме pешение императорa вызвало переполох. Но вскоре выяснилось, что это ещё не церковная реформа, а лишь прелюдия к ней.
11 июня 1781 года Иосиф издал закон о цензуре. Контроль церкви над печатью был упразднён, единственным правомочным цензурным органом стала Главная комиссия по цензуре книг во главе с известным сторонником Просвещения графом Яном Хотеком. Список запрещённой литературы резко сократился. Под запретом остались исключительно «непристойности, которые ничего не объясняют и ничему не учат» и произведения, которые «оскорбляют христианскую веру или выставляют её в смешном виде», причём под выставлением в смешном виде подразумевались распространение суеверий и прочие проявления обскурантизма, включая продажy индульгенций.
Снимались все ограничения на политическую критику властей любого уровня, вплоть до императора. Научные публикации освобождались от цензуры, книгоиздание и книжная торговля провозглашались предметами свободного предпринимательства, запрет на некатолическую религиозную литературу отменялся. Kниги из частных собраний впредь не могли конфисковываться, обыски жилищ граждан и досмотры багажа путешественников в поисках запрещённых книг были прекращены. Историки отмечают, что сегодняшнее австрийское законодательство о печати практически полностью соответствуeт нормам, введённым Иосифом.
13 октября 1781 года вышел документ, который по-русски принято называть, если я не ошибаюсь, «Эдиктом толерантности» (хотя я больше привык к чешской версии — «Толерантный патент»). Фактически он устанавливал в Австрии свободу вероисповедания. Католицизм остался государственной религией, но сохранил свои преимущества исключительно в сфере публичных богослужений. Единственное ограничение для других христианских конфессий теперь заключалось в том, что их храмы не должны были стоять на главных улицах и центральных площадях. Во всём остальном протестанты и православные уравнивались в правах с католиками — они могли занимать любые должности, получать академические титулы, вступать в браки с католиками и т.д. Исключение было сделано лишь для нескольких небольших сект, но и их преследование стало не столь жёстким, как прежде.
30 октября 1781 года Иосиф объявил, что монастыри, деятельность которых никак не видна, будут закрыты. Во второй половине XVIII века общее количество монастырей в дунайской монархии достигало двух тысяч, и многие из них занимались чем угодно, только не рапространением слова евангельского. Например, пражский монастырь ирландских францисканцев (так называемых ибернов) жил ростовщичеством. В других божьих обителях молодые дворяне обучались фехтованию и верховой езде. Некоторые монастыри купались в роскоши, и это была отнюдь не роскошь церковного убранства — они были переполнены слугами в ливреях и чуть ли не ежедневно устраивали балы с танцами до утра.
Император решил сохранить лишь те монастыри, которые занимались полезной для общества деятельностью — содержали школы, больницы, дома престарелых или приюты для сирот. Все остальные упразднялись, их насельники изгонялись, имущество распродавалось, здания либо выставлялись на аукцион, либо использовались для нужд государства. Закрытие монастырей позволило Иосифу завершить и военную реформу. Прежде австрийские солдаты и офицеры определялись на постой в дома гражданских лиц. Теперь армия перешла на казарменную систему. Иногда бывшие монастыри переоборудовались под военные лазареты, но чаще — под казармы.
За первые два года реформы было закрыто около семисот монастырей, что принесло государству фантастическую сумму в 15 миллионов золотых (по приблизительным оценкам, ещё столько же бесследно исчезло при распродаже церковного имущества). Содержавшиеся католическими орденами церковные училища были запрещены, впредь священникам предстояло получать образование в находившихся под контролем государства семинариях. Выпускникам семинарий, избиравшим пасторское служение в качестве приходских священников, выплачивалось вдвое большее пособие, нежели тем, которые предпочитали жизнь за стенами монастырей.
В итоге взамен каждого закрытого монастыря открылось по четыре новых прихода. Государство стало платить приходским священникам зарплату (а тем из них, кто по возрасту уже не мог исполнять свои обязанности — пенсию). При этом на них была возложена обязанность вести метричные записи. По замыслу Иосифа, духовенство, наряду с офицерством и чиновничеством, должно было стать одним из столпов государственной власти. Он вывел священнослужителей из-за монастырских стен и отправил их в народ.
1 ноября 1781 года Иосиф отменил крепостное право в королевстве Богемском (впоследствии он освободил пейзан и в других провинциях). Крестьяне получили личную свободу, право выбирать профессии по своему усмотрению, покидать земли феодала без его согласия и переселяться хоть в города, хоть на земли других владельцев. Феодалы лишались судебных полномочий в своих владениях и права вмешиваться в личную жизнь подданных. Если феодальная охота наносила крестьянскому хозяйству ущерб, он должен был быть возмещён.
При этом такая феодальная повинность, как барщина, сохранились (её отменили только в 1848 году). Однако Иосиф считал справедливым создать одинаковые условия для населения всех провинций. Точнее — привести их в соответствии со стандартами эрцгерцогства австрийского (в Австрии нормой считались 1-2 дня барщины в месяц; в Богемии — 3 дня в неделю; в Трансильвании царил полный произвол, и венгерские магнаты сдирали с румынских крестьян по три шкуры). Наконец, была установлена норма, согласно которой крестьянину должны были оставаться 70% плодов его труда, 17,5% доставались феодалу, а 12,5 — государству.
Один из пунктов эдикта об освобождении крестьян запрещал им кланяться в пояс и целовать руки господам. Впоследствии это раcпоряжение вышло отдельным указом. Через полгода — снова. Иосиф повторно издавал указ о запрете целования рук и глубоких поклонов каждые полгода на протяжении шести лет, пока не удостоверился, что селяне привыкли вести себя, как свободные люди, у которых есть честь и достoинство.
2 января 1782 года Иосиф издал эдикт, касающийся положения евреев. Большинство накопившихся за века дискриминационных мер и ограничений отменялись. Отменялись специальные налоги и запрет выходить из дома в воскресенье, особая одежда и введённые при Марии-Терезии отличительные знаки жёлтого цвета. Иудеям разрешалось жить среди христиан, служить в армии, носить шпаги, занимать государственные должности, владеть землёй, открывать мануфактуры и т.д.
При этом евреям предписывалось сменить семитские имена на германские, а детей отдать в общеобразовательные школы (в которых дважды в неделю изучалось католическое богословие). Раввинат лишался судебных полномочий, евреи теперь должны были решать свои споры в обычных судах. Особо оговаривалось, что к евреям следует обращаться, как ко всем остальным людям. Например, в Богемии — «pane» (до этого было принято обращение «žide»).
Между тем Пий VI, с 1775 года носивший папскую тиару, решил изменить церковную политику Иосифа с помощью своего дипломатического искусства. Он на сутки уединился для молитвы, после чего появился перед кардиналами с просветлённой улыбкой и заявил, что по велению Бога поедет в Вену, дабы император склонился перед силой его слов. Отъезд святого отца из Рима был не меньшей сенсацией, чем появление братьев Габсбургов на конклаве в 1769 году. Все пытались вспомнить, когда понтифик римский в последний раз покидал Италию… и не могли этого сделать.
Кауниц советовал Иосифу не пускать папу в страну, опасаясь, что тот сподвигнет народные массы на сопротивление церковной реформе. Однако император, никогда не боявшийся ни одного противника, не испугался и этого. Пий приехал в Вену, как триумфатор. Его сопровождала великолепная процессия, а вдоль дороги выстроилась многотысячная толпа. Люди устраивали празднества с фейeрверками, а на всех костёлах звонили колокола. На Иосифа это не произвело никакого впечатления, он лишь иронично заметил, что колокола — это артиллерия церкви.
Встреча императора и папы состоялась 22 марта 1782 года. Они обнялись на глазах у всего народа. Народ ликовал. Вскоре последовало пасхальное богослужение, во время которого Иосиф принял причастие из рук Пия, а пятьдесят тысяч человек заполнили площадь перед храмом и прилегающие улицы. Потом начались балы и приёмы, на которых папа блистал остроумием и очаровал венское общество. Наконец, дело дошло до официальных переговоров.
Они встретились вчетвером — Иосиф, Пий, Кауниц и архиепископ венский кардинал Мигацци (человек Марии-Терезии и политический противник Иосифа). Папа надеялся повлиять на мнение императора в ходе дебатов. Но дебаты не состоялись. Иосиф заявил, что не может дискутировать о богословских вопросах, так кaк не имеет теологического образования. Но если его политика в отношении монастырей вызывает у папы какие-то вопросы теологического характера, папa может подать их в письменном виде, и теологи императора дадут ему письменный ответ. Впрочем, всё, что делает император, направлено на благо его подданных и самой церкви. Если святой отец хочет ознакомиться с официальной позицией императора, канцелярия императора предоставит её святому отцу в письменном виде.
Пий пробыл в Вене месяц и вернулся в Рим, находясь под глубоким впечатлением от личности и идей Иосифа. Императорская концепция очищенной от праздной роскоши и вернувшейся к пасторскому служению церкви была безупречна. Папа не нашёл в ней никаких следов ни ереси, ни атеизма. Он стал призывать венгерских епископов, находившихся на грани мятежа, к примирению с государем.
Однако в Риме Пий опять оказался под давлением противников Иосифа и в очередной раз изменил позицию. Он даже отправил императору письмо, содержащее угрозу его отлучения от церкви, на что Иосиф ответил в своей обычной манере: «Письмо, написанное от имени Вашей Святости, вышло из-под пера человека, пытающегося внести раскол в наши отношения. Вашей Святости следовало бы найти автора этого оскорбительного текста.»
Иосиф никому не уступал ни как полководец, ни как администратор, ни как дипломат. Его проблема заключалась в том, что он никому не доверял и никому не желал делегировать свои полномочия. Этот государь всё делал сам, пытаясь в ручном режимe управлять восемнадцатью миллионами человек, которым сам же дал все права и свободы. Он жил на изноc, работая от двенадцати до восемнадцати часов в день, и реформировал все области жизни своих подданных, не оставляя без внимания ни одной мелочи.
Через год после воцарения Иосифа в Австрии не было крепостничества, зато были свобода слова и вероисповедания. И таких лет Господь отпустил ему девять. Императору хватило этого времени, чтобы реализовать программу, осуществление которой заняло у остальных европейских народов жизнь двух-трёх поколений (во многих иных частях планеты она остаётся неосуществимой и сегодня).
Иосиф II, реформатор, бывший для своей страны кем-то вроде Петра Великого и Александра Освободителя одновременно.
фото Иосиф II, реформатор, бывший для своей страны кем-то вроде Петра Великого и Александра Освободителя одновременно.
Голландия глазами русского человека
Господа либералы очень издавна любят поговорить о всевозможных свободах. Почти два века мы внимали им, раскрыв рот. Но жизнь не так проста, как нам кажется, она значительно проще. Сейчас мы можем воочию убедится, что же представляет из себя общество, основанное на принципах этой безбожной секулярной свободы. По плодам… как говорится.
Эта зарисовка была опубликована на
17 мая 2012 г. Орфография и пунктуация автора
Hue nah, Holland!
Веселая чистенькая обкуренная страна, где парады нарядных трансвеститов
маршируют мимо каналов и ветряных мельниц, а местное население
приветливо машет им тюльпанами, — такова репутация Голландии в глазах иностранцев.
Клоака Европы, оккупированная наркоманами, наркодилерами и выходцами из государств третьего мира, — такой видят свою страну голландцы. Подняв на щит «демократические ценности», они воплотили их в жизнь, напоролись на все, за что боролись, и теперь пакуют вещи для эмиграции.
Головой об косяк
Я свободно говорю по-голландски. Я похож на голландца. Если не стригусь коротко. Если коротко — во мне сразу угадывают русского. Я приехал в Голландию почти десять лет назад, когда мигрантов было еще мало, голландцы были приветливы и общительны, а в обращении ходили гульдены — самая красивая бумажная валюта в Европе.
Уже тогда я испытал в Амстердаме шок от разлитого повсюду сладковатого запаха марихуаны и гашиша. Им здесь пропитано все. Люди, улицы, парки, даже собаки. Для местных он столь же привычен, как для нас — загазованный запах улиц. Но вот туриста с непривычки может и повести. Уже в те времена число памятников в Амстердаме проигрывало числу кафе-шопов, где официанты ошарашивали посетителей дежурным вопросом:
«Какой сорт травы в это время суток вы предпочитаете — Amstel Gold,
Sativa, Indica?».
Впрочем, меня эта тема интересовала мало — я собирался завоевывать мир спорта: сначала сам выступал в борцовских клубах, как профессионал, а потом начал пробовать себя в промоутерстве, продвигал перспективных спортсменов. В свободное время зубрил добросовестно «хуйе морген» (доброе утро») и «хуйе нах» («доброй ночи») и изучал город. В те годы я еще находил смешной шутку: «Голландские дети вырастают на голландских сказках, в которых добро всегда курит зло»…
За годы моего пребывания в Амстердаме «косяк» становился все дешевле, а цены на алкоголь все дороже. Параллельно росли и штрафы за распитие спиртного в общественном месте, которые в итоге достигли сегодняшних 18 евро — если прихлебывать из бутылки пиво. Ну а если у тебя в руках бутылка крепкого алкоголя — ты вообще, брат, попал. Заплати за такое безобразие 90 евро. Зато с «косяком» ты всегда мог разгуливать по Амстердаму свободно. Не возбранялось даже подойти за огоньком к полицейским. А чего бояться — они сами могут в этот момент раскумариваться: коротать время на посту, передавая друг другу косяк с планом. Хотя за потребление каннабиса на дежурстве по закону и положен небольшой штраф, на это закрывают глаза. По утрам я добросовестно изучал
прессу — лучший способ для освоения языка. Но и там муссировалась
излюбленная голландская тема. Институт изучения марихуаны провел порцию новых исследований! Ученые сделали вывод, что конопля отлично снимает посттравматический синдром у психопатов и приступы удушья — у астматиков. Кто б сомневался. Институт изучения марихуаны — то корыто, что исправно кормит коноплеведов который год. Понятно, что они из кожи вон вылезут, доказывая: полезней этой штуки для здоровья нет.
Разделы международных событий пестрили восторженными отзывами о «голландском эксперименте» сторонников легализации мягких наркотиков из других стран. Все они пели гимны «демократическим ценностям» и строили оптимистические прогнозы: мол, кривая употребления жестких наркотиков в такой лояльной стране, как Голландия, вот-вот пойдет вниз. Не пора ли и
другим странам к замечательному эксперименту присоединиться?
А однажды у меня появилась возможность увидеть действие
чудо-эксперимента на отдельном конкретном человеке. Мой знакомый, гражданин Голландии, угнал машину и попал в тюрьму. В России ему за такое дело дали бы несколько лет, надели бы ватник, вручили пилу — и пошел бы он валить лес на свежем воздухе где-нибудь на бескрайних просторах Колымы. В Голландии же знакомый загремел за решетку на 2 месяца.
Голландская тюрьма мало отличается от санатория: тихо, чисто, сытно. Вот только скучно. Телевизор есть, но по нему, неясно из каких соображений, показывают только два порноканала. Приятель потом рассказал мне: все началось с того, что во время полицейского обхода дежурный поинтересовался у новичка, не наркоман ли он. И хотя мой знакомый никогда наркоманом был, он взял да из любопытства и брякнул: да. Полицейский тут же принес ему одноразовый шприц с метадоном и жгут. Приятель засадил себе пробную дозу. День прошел незаметно. На следующий день он опять заказал себе укол. Через неделю потребовал увеличить дозу. В общем, когда знакомый через два месяца из тюрьмы вышел, то был уже законченным нариком.
Сейчас он сидит на героине и вместе с другими наркоманами ходит ночами на железнодорожную станцию — там всем страждущим бесплатно выдают уже заправленные шприцы с метадоном, чтобы джанки могли дотянуть до утра, пока не затарятся чистым наркотиком. Метадон — заменитель героина раздают также из специально курсирующих по городу автобусов скорой
наркотической помощи. Все для блага человека, все во имя человека! Ван Гог ухом не отделался
Неудивительно, что на «дым свободы» — визитную карточку Голландии — сюда
потянулись мигранты из стран третьего мира. Ведь он так похож на дым их
отечеств. Опять-таки на моих глазах во всех крупных городах Нидерландов
появились этнические кварталы, которые заполонили люди с красной,
черной, желтой кожей. Я никогда в жизни не был расистом, да и сейчас
себя таковым не считаю. Мне все равно, какого цвета кожа, был бы человек
приличный. Но разноцветные мигранты притащили с собой привычки,
превратившие чистые открыточные голландские города в разросшиеся свалки.
Выходцы из Африки и Азии идут по улице, поедая на ходу шиш-кебаб с рисом
и майонезом, а остатки еды кидают прохожим под ноги. Наверное, так они
ходят по джунглям. В целых районах Амстердама лучше предусмотрительно
шествовать посреди дороги, иначе мусор вывалят тебе из окон прямо на
голову. Деньги цветные мигранты добывают либо воровством, либо торговлей
жесткими наркотиками. Амфетамин, кокаин, экстази, крэк, ЛСД, героин, —
всю эту дурь тебе предлагают на каждом углу, хоть и шепотом, но не шибко
таясь. Выходцы из стран третьего мира используют цвет своей кожи, как
охранную грамоту, и чуть что — сразу вопят о дискриминации.
Однажды еду в трамвае. На заднем сиденье развалился грязный обдолбанный
негр. Он курил здоровенный косяк, хотя в транспорте курить запрещено,
плевал другим под ноги и громко ругался. Однако все пассажиры трамвая
делали вид, что его не замечают. Естественно, моя русская кровь
вскипела. Я подошел и попросил его затушить косяк и перестать
материться, потому что в трамвае дети. Негр открыл рот еще шире и оттуда
еще громче понеслось «фак» вперемешку с «факинг». Я схватил его за
шиворот и потащил к дверям.
Боже, что тут началось. «Расизм! — вопил грамотный мигрант. — Вызовите
полицию! Меня убивают из-за цвета моей кожи!» Очень быстро появилась
полиция. И … я оказался кругом виноватым. Негра почти сразу отпустили с
извинениями, я же еще два часа объяснялся в участке, доказывая, что не
верблюд и не расист.
Любой голландец уже давно при виде агрессивного черного предпочитает
свернуть в сторону. Слишком велики шансы нарваться на нож или пулю.
Показалось ему с обкурки, что ты расистски настроенный розовый слон — и
привет. Тебя на кладбище, а его в тюрьму со всеми удобствами — смотреть
порно под метадон.
У Европарламента, прорубившего окно в Европу для волны мигрантов,
вначале еще были иллюзии, что приезжие из стран Ближнего Востока и
Африки поднимут своими мозолистыми руками экономику, а потом в один
прекрасный день станут цивилизованными законопослушными европейцами.
Оказалось — блеф! Никакой ассимиляции. Алжирец, живущий в своем гетто в
Амстердаме или Харлеме уже лет десять, может и поныне знать на
голландском два слова и те неприличные. При этом детей у него —
трое-четверо, живет он на пособие и в штыки воспринимает любые попытки
европейских либералов заставить его считаться с местными порядками. У
него своя культура! Свои традиции! Свои законы!
За пять последних лет популяция голландских мусульман выросла на
полмиллиона. Режиссер Тео ван Гог, либерал, демократ и добрейшей души
человек снял фильм «Смирение» — о нарушаемых правах европейских
мусульманок. Хотел добиться для арабских фрау лучшей участи. И что? Был
убит в самом центре Амстердама арабом, который застрелил его, ритуально
перерезал горло и воткнул в сердце нож. Мол, не лезь… Мы со своими
бабами сами разберемся.
И даже после таких выкидонов стать голландцем поразительно просто.
Достаточно с помощью адвоката запросить у властей вид на жительство.
Если и откажут — случится это не раньше, чем через год. А пока 12
месяцев можешь жить вполне законно. Потом надо всего лишь из года в год
повторять запросы «в связи с изменившимися обстоятельствами». Все это
время муниципальные власти будут оплачивать аренду твоей квартиры. А
можно просто занять пустующий дом и жить коммуной в этом сквоте. Власти
и в этом случае либеральны. Ну а если у приезжего появляются дети — его
семью не депортируют из страны уже никогда.
Именно так и осело в Голландии два с лишним миллиона мигрантов.
Але, полиция!
Полиция в Голландии работает отлично. Но не потому, что граждане
либерального общества не склонны к антиобщественным поступкам, а
благодаря традиции тотального доносительства. Голландцы считают своим
гражданским долгом позвонить в полицию и сообщить, если что заметят.
Превысил скорость — и через несколько перекрестков тебя остановит
патрульная машина. Кто-то из свидетелей успел запомнить номера твой
машины и дать сигнал. Остановился там, где парковка запрещена — будь
уверен, найдется с десяток добрых людей, которые не оставят это без
внимания и сообщат об этом куда надо.
Или вот идет драка на улице — никого вроде кругом. Но из-за занавесок,
из всех окон и щелей за ней наблюдают десятки внимательных глаз, которые
потом расскажут, что они видели и кто первым начал. Свидетельствовать в
суде для голландцев почетно. Стучать — не западло.
Самые страшные преступления — проявления агрессии. Хуже только уклонение
от уплаты налогов. А вот воровство считается мелочью. Ворам, пойманным
за руку в третий, а то и в четвертый раз, могут присудить штраф в
размере 30 евро. Правда, на седьмой раз скажут: ну все, парень, у тебя
теперь крупные проблемы. И … приговорят к 60 часам общественно-полезных
работ на кухне дома престарелых.
Посему логично, что под Амстердамом находится самый крупный черный рынок
в Европе — Бевервайг. В ангарах продают ворованную парфюмерию, одежду,
технику, оружие. За аренду места торговцы платят около 300 евро в месяц
— и торгуют без ограничений.
Оружие в Голландии — такой же доступный товар, как и марихуана. Уплатив
250 евро в год, можно стать членом стрелкового клуба и собрать неплохой
арсенал. У моего знакомого есть снайперские винтовки, штурмовые
автоматы, пулемет. Еще он купил противотанковое ружье Дегтярева —
длинное такое, на сошках. Его патрон пробивает лобовую броню танка и
армированные по всем классам защиты лимузины. Зачем знакомому такая
«дура»? Полиция демократического государства не задает столь бестактные
вопросы.
Полицейского такта также хватает на то, чтобы не лезть на дискотеки, где
у железных дверей рядом с окошком-бойницей красуется объявление:
«Сегодня в нашем клубе — вечеринка с тяжелыми наркотиками». Да,
софт-драгс запрещены. Но частная территория — дело святое.
Благодаря таким логическим кульбитам международная наркомафия чувствует
себя в Голландии превосходно. Страна победившего цивилизованного
потребления анаши постепенно превратилась в главный мировой перевалочный
пункт героина. В последнее время тут набрала силу югославская мафия —
албанские косовары взяли под свой контроль почти весь наркобизнес в
Амстердаме.
А что полиция? Полиция, напоминаю, поглощена погоней за нарушителями
парковки. А что власти? Власти помогают полиции не отвлекаться от этого
архиважного занятия. Недавно, например, они приняли закон о том, что
курьеры, провозящие меньше 3 килограммов кокаина, не должны подвергаться
аресту! Теперь все везут 2 кг 990 гр…
Сладенькие мои:
Стою в очереди в супермаркет, чтобы купить продуктов на ужин. Передо
мной два парня хватают друг друга за гульфики на джинсах и нежно
целуются. Очередь движется медленно, парни целуются все томней и
слюнявей, меня уже тошнит. Но не дай бог показать, что мне это не
нравится. Начнется та же история, что с расизмом.
Мужчины с подведенными глазами, в женских платьях и босоножках на
мускулистую ногу — обычная картина в Амстердаме. Секс-предложения,
которые бормочут в спину туристам цветные сутенеры на каждом углу, не
так просто укладываются в голове: «Девочка? Мальчик? Лошадка?»
Обитатели кварталов красных фонарей — проститутки и их сутенеры —
настолько чувствуют себя хозяевами жизни, что разбивают видеоаппаратуру
туристов и даже сталкивают фотографов в каналы. Полиция не препятствует.
Пол живого товара в витринах не определить порой даже по справочнику —
на одной особи могут присутствовать и мужские, и женские признаки.
Проститутки в Голландии, как и наркоторговцы — всех цветов радуги.
Правда, китайские девицы легкого поведения предпочитают продаваться
только китайцам, африканки — африканцам, турчанки — турками. И только
девушки из бывшего СССР готовы лечь с любым.
Музеев эротики и секса в Амстердаме тьма-тьмущая. Посетителей могут тут
ждать любые неожиданности, например, им навстречу выедет манекен-маньяк
на колесиках. и со словами «Хей! Упс!» распахнет на себе одежду,
демонстрируя гигантский детородный орган. Вариант для мужчин:
пластиковая нимфоманка, лезущая в штаны каждому. Но это все
туристическая ботва. В городе греха бывает и круче.
Гуляем как-то с другом по городу. Смотрим — в Большой церкви, она так и
называется, звучит музыка. Видим, девчонки полуголые туда заходят.
Симпатичные. Мы удивились — и за ними. На входе охранник стоит,
улыбается.
— Ребята, вам туда нельзя!
Мы обиделись. А в чем, спрашиваем, проблема? Охранник как заржет: «Вы на
афишу посмотрите. Читать умеете? Сегодня, в субботу, в Большой церкви —
дискотека для лесбиянок».
И я понял — голландские священники за бабки сдадут церковь в аренду хоть
зоофилам.
Недавно я прочем любопытную цифру: за последние 2 года население
Нидерландов уменьшилось на 20 тысяч человек. И это при бешеной, просто
сумасшедшей иммиграции! Натурализоваться тут элементарно: достаточно
прожить в стране 5 лет, иметь работу и ответить перед комиссией на
несколько шаблонных вопросов: типа что является столицей Голландии и
«сколько стоит буханка хлеба».
Кто же покидает Голландию? Отвечаю — коренные голландцы, те, кто еще не
утерял мозги, скурившись или подсев на софт-наркоту. Как правило, это
сельские жители, фермеры, близкие к земле. Они не хотят больше жить в
той помойке, в которую превратилась их родная страна. Пепел Клааса
стучит в их сердца. И потому сегодня простые голландские крестьяне
увязывают свой скарб и прямо вместе с коровами и овцами по приглашению и
за счет правительства Австралии массово эмигрируют в страну кенгуру.
P.S. Группа «руссо-туристо», наплював на облико-морале, пошла в Голландии в интересный магазин с желанием попробовать хучь разок как оно, голландцем-то быть. А там лежат непонятные пилюльки-укурки-припарки всех цветов, а в переведенных комментариях что-то типа «для смеху, для расслабухи, для восторгу, для радости». Ну, каждый взял, чего душа просила, а один выпендрился — «для страху» взял.
Пришли в гостиницу, собрались на всякий случай в одном номере, законопатились там и употребили. Кто хихикает, кто мечтает. А тот единственный оригинал вдруг сорвался с диким воплем:»ЩАС РУХНЕТ!!!», подбежал к стене и давай в нее упираться и причитать, мол, сволочи, помогайте держать — придавит всех на хрен! Так и рыдал до утра, пока не отпустило…
А надо верить тому, что на этикетках написано, особливо в фармакологии.
Добавить комментарий