Контакты
Джон Рональд Руэл Толкиен: история любви и жизни создалеля «Хоббита»
11 декабря 2014 в российский прокат (мировая премьера состоялась 01.12.2014) выходит заключительная часть трилогии «Хоббит: Битва пяти воинств». Книги о сказочных приключениях людей, эльфов и хоббитов в Средиземье написал английский писатель, профессор Оксфордского университета Джон Рональд Руэл Толкиен в середине прошлого века.
Эти произведения стали невероятно популярными во всем мире. Поклонники творчества Толкиена, именуемые «толкиенистами», и в настоящее время устраивают сказочные масштабные сражения, собирая на них тысячи фанатов хоббитов и орков. В этом материале мы расскажем о жизни, любви и службе в армии писателя, а также о неожиданном успехе книг «Хоббит» и «Властелин колец».
«Удлините мне уши», «Пересадите мне волосы на ноги» — с такими просьбами к пластическим хирургам обращаются уже 60 лет! С тех пор как Толкиен написал «Хоббита» и «Властелина колец», тысячи молодых людей захотели изменить внешность «под эльфов» или «под хоббитов»…
Ночную тишину взорвал телефонный звонок.
— Алло, пригласите, пожалуйста, профессора Толкиена, — на американский манер пропел звонкий голосок.
— Толкиен у телефона. Что случилось? — перепугался спросонья профессор.
— Ничего не случилось, — удивились на другом конце провода. — Просто я возглавляю объединение толкиенистов Лос-Анджелеса. Мы готовимся к большой игре по «Властелину колец», шьем костюмы. Пожалуйста, разрешите наш спор. Есть ли крылья у чудища Балрога из первого тома?
— Крылья? У Балрога? — ошарашено переспросил Толкиен. Ему удалось наконец зажечь лампу — так и есть, на часах три по полуночи! А в этой чертовой Калифорнии сейчас ранний вечер…
С постели подала голос рассерженная Эдит: «Да что они себе позволяют?! Звонить в почтенное семейство ночь за полночь!» Толкиен виновато покосился на жену. Бедняжка! Ей всегда было с ним нелегко, а уж теперь вдвойне… Слава — нелегкий груз. Журналисты осаждают дом, незнакомые женщины телеграфируют о страстной любви к Арагорну, под окнами разбит палаточный лагерь, и дикого вида юнцы, лохматые, с безумными глазами, скандируют: «Толкиен — бог! Толкиен — наш гуру!» Говорят, они глотают «Властелина колец» пополам с ЛСД… Как бишь их? Хиппи, что ли? Или взять такие вот ночные звонки.
В прошлый раз ему звонили из Токио — интересовались, как звучит в прошедшем времени глагол «лантар» из языка эльфов. Такая жизнь впору кинозвезде, а не тихому профессору Оксфорда, каковым уже больше двадцати лет является он, Джон Рональд Руэл Толкиен…
Дитя Оранжевой республики
Вообще-то Джоном Рональдом Руэлом он разве что числился по паспорту. Просто родители не договорились, как назвать первенца. Отец настаивал на «Джоне Руэле», матери больше нравилось «Рональд». Так они и называли мальчика — каждый посвоему. А в метрике записали все три имени. Позже одноклассники прозвали Толкиена Звонарем — за любовь к пространным рассуждениям. Коллеги именовали его Дж.Р.Р.Т., студенты — Сумасшедшим Шляпником, близкие друзья — Оксюмороном. Этим словом в филологии обозначается парадоксальное словосочетание вроде «по-дурацки умный» — а именно так можно перевести немецкое «Toll-kuhn», созвучное с его фамилией.
«У меня все складывалось как-то по-дурацки, не так, как у других, — утверждал Толкиен. — Англичане — они ведь как хоббиты. Чем меньше с ними чего-либо случается, тем они почтеннее. А уж Оксфорд — тем более не рассадник людей с увлекательными биографиями. Моя же история жизни больше подошла бы не английскому кабинетному ученому, а литературному герою…»
Начало его биографии словно списано у Киплинга. Рональд родился в Оранжевой республике — много позже это государство назовут ЮАР. Его отец, Артур Руэл Толкиен, управлял филиалом «Банка Африки» в городке Блумфонтейн: всего-то две сотни ветхих домишек, насквозь продуваемых пыльными бурями из вельда — голой африканской степи, где не растет ничего, кроме жухлой травы. По ночам сердце леденил вой шакала, спать мешали ружейные выстрелы — блумфонтейнские мужчины по очереди несли ночную вахту, отгоняя от города львов. А вот обезьян никакими выстрелами не испугать — они скакали по заборам, забирались в дома, тащили все, что плохо лежало. В сарае у Толкиенов водились ядовитые змеи.
На первом году жизни Джон Рональд Руэл исчез из дома — оказалось, мальчик-слуга из местных носил его в вельд, чтобы показать в своем селении. На втором году Толкиена укусил тарантул — к счастью, няня быстро обнаружила ранку и высосала яд.
Дальше жизнь круто повернула в сторону диккенсовского сюжета. Когда мальчику было четыре года, от тропической лихорадки умер его отец. В Оранжевой республике семью больше ничего не держало, и мать Мэйбл перевезла сыновей — Рональда и Хилари — в Англию. Они жили там почти впроголодь, имея всего 30 шиллингов в неделю. В десять лет Рональд осиротел совсем — Мэйбл свел в могилу сахарный диабет, который совсем не умели лечить в начале ХХ века.
Маленьких Толкиенов определили жить к зловредной дальней родственнице — тетушке Беатрис, в Бирмингем. Первым делом она, на глазах у сирот, сожгла письма и портреты их покойной матери. Дело в том, что Мэйбл незадолго до смерти перешла в католицизм и детей наставляла в том же духе.
Теперь же тетушка Беатрис стремилась, изгнав из их памяти воспоминания о матери, вернуть мальчиков в лоно англиканской церкви. Делалось это из самых благих побуждений: известно ведь, католику в протестантской Англии легкой жизни не видать… Да только вот маленькие Толкиены упорствовали. Хилари дорого поплатился за упрямство: его не взяли ни в одну бирмингемскую школу.
А вот Рональду повезло — в престижнейшей школе короля Эдуарда, куда принимали либо богатых, либо очень одаренных детей, на эти вещи смотрели сквозь пальцы. А Рональд оказался настолько одаренным, что ему дали стипендию. Это была не школа, а клад для такого мальчика, как юный Толкиен. Кроме обязательных французского и немецкого он изучил там греческий и среднеанглийский язык VII—XI веков. Таких любителей языкознания в школе оказалось четверо, и они основали собственный клуб — ЧКБО, «Чайный клуб Барровианского общества». Ведь собирались они на файв-о-клоки в маленьком кафе при универсаме Барроу на Корпорейшн-стрит, в центре Бирмингема.
Тетушка Беатрис пыталась запретить Рональду и это невинное развлечение. Она считала, что мальчик без средств к существованию не должен слишком много воображать о себе, потому что в будущем может рассчитывать разве что на место уличного торговца дезинфицирующими средствами (этим, кстати, промышлял родной дед Толкиена).
К счастью, кроме старой фурии у мальчиков был еще опекун — исповедник покойной Мэйбл, отец Фрэнсис. Однажды, сжалившись, он забрал маленьких Толкиенов от тетушки Беатрис и поместил их в пансион миссис Фолкнер, все в том же Бирмингеме. Дело было в 1908 году, Рональду исполнилось шестнадцать лет. И тут произошла завязка нового «литературного» сюжета — на этот раз любовного.
Любовь побеждает
Эдит Брэтт занимала комнату прямо под той, где поселились братья Толкиен, так что можно было переговариваться, сидя на подоконниках. Очень хорошенькая, сероглазая, с модной короткой стрижкой. Она была старше Рональда почти на 3 года и показалась ему соблазнительно зрелой. Молодые люди ездили на велосипедные прогулки за город, часами сидели у ручья, а когда шел дождь — прятались в кафе. Хозяйка кафе и доложила об этих свиданиях миссис Фолкнер: «Подумать только, милочка! Юноша с девушкой, тайком, без сопровождения старших… Это же скандал!» Новость донесли до отца Фрэнсиса, и тот разгневался: «Эдит — протестантка, к тому же тебя, Рональд, сейчас должна занимать только подготовка в Оксфорд! Я запрещаю тебе видеться, а также переписываться с этой девицей. Во всяком случае, в ближайшие три года».
Ослушаться Рональд не посмел. Они с Эдит распрощались на вокзале — опекун девушки, ее родной дядя, велел ей ехать к нему, в Челтнем. «Через три года мы обязательно увидимся!» — твердил Толкиен как заклятие. Эдит безнадежно качала головой. Три года — срок большой. Попав в оксфордский Эксетер-Колледж, Толкиен, казалось, совсем забыл о прошлом. Он увлеченно изучал языки: латынь, старофинский, старонорвежский, а также искусство пить пиво, не пьянея, говорить, не выпуская трубки изо рта, и с утра выглядеть огурчиком после ночной пирушки.
Однако в январе 1913 года, когда срок запрета истек, он написал Эдит письмо, в котором просил ее руки. Ответ ошарашил Толкиена: Эдит давно обручилась с неким Джорджем Филдом, братом ее школьной подруги. «Выезжаю к тебе в Челтнем» — послал Рональд телеграмму.
Эдит встретила его на платформе… Бедняга Джордж Филд остался с носом: мисс Брэтт согласилась выйти за Толкиена. «Для этого тебе нужно лишь одно, — убеждал Рональд. — Перейти в католичество!» Поначалу Эдит думала, что это пустяковое условие. Да вот только ее дядя, считавшийся одним из столпов англиканской общины Челтнема, немедленно выгнал ее из дома. Хорошо еще кузина, горбатая и пожилая, позволила Эдит пожить у нее в захолустном Уорвике.
Да только вот, вернувшись, Толкиен долго еще не заговаривал о свадьбе. Все заработанное он потратил на старинные японские гравюры и часами молча смотрел на них. Эдит не узнавала жениха: он явно был чем-то страшно подавлен. Оказалось, родную тетку мальчиков, юную и прелестную сеньору, в Париже насмерть сбила машина. Но почему смерть этой, в сущности, посторонней девушки ввергла Рональда в многомесячную хандру — осталось неясным.
Бедняжка Эдит злилась и плакала. Ради чего, спрашивается, она порвала с семьей, ради чего пропадает от скуки в захолустном Уорвике, ради чего, не отличаясь особой набожностью, встает ни свет ни заря на утренние мессы и выворачивает душу наизнанку на исповедях? А ведь ей уже двадцать четыре года, как бы не остаться в старых девах — не проситься же обратно в невесты к Джорджу Филду! К счастью, Эдит хватило мудрости не слишком досаждать Рональду своими претензиями. И тот, погоревав о погибшей мексиканке, со временем снова вспомнил о невесте.
На этот раз свадьбе помешала война. Толкиена забрали в армию — лейтенантом в полк Ланкаширских стрелков. В ожидании отправки на передовую он отращивал усы, изучал азбуку Морзе и язык сигнальных флажков и строчил Эдит письма о том, как он скучает… по университетской библиотеке и стакану хорошего портвейна в дружеской компании.
В марте 1916 года они все-таки поженились — очень буднично, словно и не было шести лет ожидания. Просто Толкиену дали увольнительную на день, а у приятеля оказался свободным мотоцикл, на котором можно было доехать до Уорвика… Через два дня Ланкаширские стрелки отправились воевать во Францию. В «Таймс» как раз опубликовали статистику: жизнь новобранца на фронте в среднем не превышает нескольких недель…
Война и мир Средиземья
Битва на Сомме — первая и последняя, в какой довелось поучаствовать Толкиену, — вошла в историю Англии как самая бездарная и самая кровопролитная. Под немецким огнем союзники потеряли более шестисот тысяч убитыми. Двое суток Рональд бессменно командовал своей ротой. Потом — небольшая передышка, и снова в бой. Двое бывших членов ЧКБО погибли в этой бойне. Толкиену повезло — он подхватил окопную лихорадку. Долгие годы он потом благословлял ту вошь, которая так удачно укусила его, заразив спасительной инфекцией. Лечиться Рональда отправили в Бирмингем, и туда сразу же приехала жена.
Это и был их медовый месяц: Рональд только-только выписался из госпиталя — бледный, истощенный, шатающийся от слабости. И Эдит — подурневшая от тоски и страха за мужа, с грустными глазами и уже заметными морщинками. Стояли холода, не хватало еды и топлива. И все же супруги Толкиен купались в счастье! Однажды в лесу, на прогулке, Эдит расшалилась и принялась танцевать, напевая сама себе. После Толкиен утверждал: именно тогда он придумал своих Берена и Лютиен — героев «Сильмариллиона» и — «Властелина колец» (это о них поет Арагорн).
В феврале 1917 года про Толкиена вспомнило военное начальство. Пришлось ехать в Йоркшир, на переподготовку. Но до передовой Рональд так и не доехал — болезнь дала рецидив, и он снова оказался в госпитале. Так продолжалось еще полтора года: короткая ремиссия — и новый приступ болезни. Лагерь в Русе, госпиталь в Йоркшире, санаторий в Бирмингеме. Лагерь в Бирмингеме, госпиталь в Русе, санаторий в Йоркшире.
Эдит, уставшая ездить за мужем из города в город, вернулась в Челтнем, чтобы родить первенца — Джона Фрэнсиса Руэла. Непонятно было, где и на что жить. От Рональда толку мало. В письмах Эдит срывалась и упрекала мужа: «За последнее время ты столько времени провел в постели, что отдохнул на всю оставшуюся жизнь. А вот я здесь…»
К примеру, язык «Кения», на основе которого впоследствии возникли языки Средиземья, Рональд принялся разрабатывать в госпиталях — путем смешения древнеанглийского, уэльсского и финского. В Оксфорде Толкиен довел наречие до совершенства и то и дело переходил на него. Но и когда он говорил на нормальном английском, его иной раз трудно было понять. Его речь, с детства несколько нечеткая, после болезни и вовсе сделалась неразборчивой: он пришепетывал, присвистывал, а главное, вечно не поспевал за собственной мыслью, толковал чтото про эльфов и гномов, горячился, смеялся…
Словом, Джон Рональд Руэл чем дольше жил на свете, тем большим становился чудаком. В Оксфорде иногда проводились костюмированные вечеринки — профессор Толкиен неизменно являлся в одеянии древнего викинга с топором в руках. Он очень любил старинные кельтские эпосы. И сокрушался, что у Англии нет собственной мифологии, только скандинавские заимствования. Он мечтал сам создать британскую мифологию и много говорил об этом на заседании клуба «Углегрызы» — зимними вечерами ученые мужи, обсуждая филологические проблемы, так жались к камину, что, казалось, вот-вот зароют лица в горячий уголь.
При этом они бешено хохотали, так что окружающие думали: несут похабщину. Так втайне думала и Эдит, страдавшая в Оксфорде от одиночества — ей не хватало ни образованности, ни светского таланта, чтобы войти в местное общество. Зато хватило ума тосковать молча, не устраивая мужу сцен. С некоторых пор жизнь Толкиена перестала следовать законам литературы и уподобилась той, что ведут добропорядочные англичане: с утра служба, обедать — домой, к жене и детям, потом клуб… Что ему оставалось? Сочинять литературу самому!
Вообще-то Толкиен понемногу сочинял и раньше. Его старший сын, Джон, очень плохо засыпал, и приходилось часами сидеть у него в изголовье, с ходу продолжая «сериал» про Морковку — рыжеволосого мальчишку, живущего в настенных часах. Средний, Майкл, требовал историй об отпетом злодее по имени Билл Стикерс (это имя запомнилось Толкиену с тех пор, как на воротах Оксфорда появилась таинственная табличка: «Билл Стикерс будет преследоваться по закону»).
Младший, Кристофер, больше всего любил послушать о приключениях доброго волшебника Тома Бомбадила — того самого, что спасет хоббитов в Вековечном лесу во «Властелине колец». Ну а теперь все трое стали слушать про хоббита. Книгоиздатель Стэнли Анвин, которому предложено было выпустить повесть «Хоббит, или Туда и обратно», для начала подсунул ее собственному десятилетнему сыну Рейнеру. За один шиллинг мальчик написал рецензию: «Эта книга благодаря картам не нуждается ни в каких иллюстрациях, она хорошая и понравится всем детям от 5 до 9 лет». Через год Анвин, убедившись в успехе «Хоббита», предложил Толкиену написать продолжение. Так Рональд сел за «Властелина колец».
С 1937 года до начала Второй мировой войны Толкиен успел довести хоббитов только до Приречья (третья глава первой книги). Целых четыре года понадобилось, чтобы добраться до могилы Балина (четвертая глава второй книги). Работа шла с трудом. Не хватало бумаги, чернил. Еды, кстати, тоже не хватало. Не говоря уж о спокойствии и уверенности в завтрашнем дне. Правда, Толкиен почти не слышал бомбежек — Великобритания договорилась с Германией беречь крупные университетские центры: Оксфорд с Кембриджем и Гейдельберг с Геттингеном. Но совсем от войны не укроешься! Младших сыновей забрали в армию (старший — Джон — избежал этой участи только потому, что готовился принять сан священника в Риме).
Толкиен и толкиенисты
Успех «Властелина колец» превзошел успех «Хоббита» — это была уже не детская сказка, а уникальный эпос, воссоздающий удивительный мир Средиземья так, словно оно действительно когда-то существовало. Рональд мечтал подарить Англии мифологию — этого сделать не удалось, потому что «Властелин колец» сразу сделался явлением мирового масштаба. И тысячи молодых людей всевозможных национальностей стали именовать себя толкиенистами.
Сам Рональд решил выйти на пенсию и уехать подальше от поклонников — в какое-нибудь тихое, стариковское место. Городок Пул на южном побережье Англии оказался именно таким. Жаль только, что Толкиену здесь решительно не с кем было разговаривать. Зато Эдит просто расцвела!
Супруги вдруг поменялись местами: он сидел дома, а она расхаживала по гостям и играла в бридж… Толкиен не обижался и не брюзжал — он радовался, что жена хоть теперь получит компенсацию за долгие годы одиночества и забитости. В 1971 году восьмидесятидвухлетняя Эдит умерла, а без нее и Рональд стал сдавать. В конце августа 1973 года на дне рождения у приятеля он выпил глоток шампанского — этого оказалось достаточно, чтобы открылась язва.
2 сентября Толкиен скончался. Они с Эдит похоронены вместе в пригороде Оксфорда. Надпись на камне, согласно завещанию Толкиена, гласит: «Эдит Мэри Толкиен, Лютиен, 1889—1971, Джон Рональд Руэл Толкиен, Берен, 1892—1973 год». Хотя, если честно, на героического Берена скромный оксфордский профессор походил мало.
«На самом деле я хоббит, только они маленькие, как гномы, а я большой, — говорил он в одном из последних своих интервью. — Я люблю сады, курю трубку, и мне нравится здоровая несоленая и незамороженная еда. Я люблю и даже решаюсь носить в наше скучное время жилеты, украшенные орнаментом. Я очень люблю грибы, у меня простое чувство юмора, которое многие критики находят скучным и неинтересным. Я поздно ложусь и поздно встаю, когда есть такая возможность. Чем же я не хоббит?»
Самые продвинутые изучают исландский, финский и другие языки. И, что совсем уж удивительно, уйти от реальности в волшебный мир Толкиена стремятся не одни только подростки. Даже серьезные ученые мужи защищают диссертации на тему, скажем, «Особенности синтаксиса эльфийского языка в западных областях Средиземья».
И ежегодно выпускают многочисленные толкиенистские энциклопедии, справочники и атласы, в которых все выглядит так, будто Средиземье действительно существует. Видно, прав был Клайв Стейплз Льюис (тоже знаменитый писатель и друг Толкиена по клубу «Углегрызы»), написав аннотацию к первому изданию: «Не побоимся заявить, что подобной книги свет еще не видел». А также книгоиздатели, недавно признавшие «Властелина колец» «книгой ХХ столетия».
Добавить комментарий